Онлайн книга «Дело о призрачном юнкере»
|
Он вскочил из кресла, решительно пересек кабинет и распахнул дверь, готовый без промедления выстрелить в тот ужас, что ждал за дверью. Но встретил его лишь пустой коридор. Чьи бы шаги не сотрясали его несколько секунд назад, сейчас в нем не было ни души. Хозяин кабинета поймал себя на том, что рука с револьвером нервно мечется из стороны в сторону, пытаясь выцелить врага в полутьме. Сердецкий выдохнул, опустил оружие, закрыл дверь, и бессильно привалился к ней спиной. Снова пустота! Который это раз? И почему он ждал, что сегодня что-то изменится? Сердецкий достал из кармана ключ, повернул его в замке и отошел от двери. На дрожащих ногах генерал прошаркал к шкафу, извлек из секретера графин, новый бокал, и щедро плеснул себе целительной жидкости, не выпуская из руки револьвер. Из зеркала за дверцей на него взглянул старик с всклокоченными волосами, глазами, покрытыми сеткой красных лопнувших сосудов, и трясущимися губами. – Я стал тем, кого презираю, – хрипло прошептал он себе под нос. Забрал бокал, зло захлопнул дверцу, и прошаркал к окну. Там по прежнему крупными хлопьями меланхолично падал снег. Но не он завладел вниманием Сердецкого. На заснеженном плацу кто-то стоял. Стоял жутко и неподвижно. В фигуре было что-то неестественное. «Снег!», пронеслось у него в голове. Как бы густо тот не шел, за фигурой должна была тянуться цепочка следов! Но её не было! Стоящий на плацу не оставлял следов. Зрение у хозяина кабинета было не то, что в молодости. Пришлось щурится и болезненно вглядываться в снежную тьму. Фигура оставалась размытой, и, быть может, все дело в воображении, но… Стоящий на плацу когда-то был одет в офицерские брюки и белую рубаху. Когда-то он был даже похож на человека. Но сейчас это была ужасная ярко алая масса из мяса и крови. Остатки кожи свисали с него струпьями. Волосы слиплись, покрытые алой коркой. Но самым ужасным были глаза. Хозяин кабинета не мог, не должен был видеть глаз этой жуткой фигуры – слишком велико расстояние, слишком темно на улице, слишком подводит собственное зрение. Но глаза окровавленного человека на плацу смотрели прямо на него, старика в мундире, обрамленного теплым желтым светом единственного горящего окна в здании! Страшный гость видел его! И в глазах его было столько боли и ненависти, что старик с жалобным криком отшатнулся от окна, выпустив из рук бокал. Тот упал и разбился – второй за каких-то пять минут. А затем произошло самое страшное. Окровавленный гость больше не стоял в центре плаца. Он был уже здесь, прямо за окном! Невозможно! Неправильно! Человек не способен в мгновение ока преодолеть такое расстояние! Да что там, человек не способен стоять за окном на высоте третьего этажа! Хозяин кабинета вскинул револьвер, но выстрелить не успел. Раздался хлесткий свист – и руку пронзила обжигающая боль. Пальцы разжались, оружие с тяжелым стуком упало на пол. Старик распахнутыми от ужаса глазами взирал, как на тыльной стороне ладони проступает алая полоса. А затем свист раздался вновь! И еще раз… И еще… II 20 декабря 1880 года, понедельник, утро, кафе «Доминик», Санкт-Петербург Петербург ночью тоже накрыл снег. Утром город проснулся укрытым девственно-белым одеялом. Снег не делал отличий между богатыми и бедными, одинаково засыпая и Сенатскую площадь, и Вяземскую лавру[2], и горный хрусталь заледеневшей Невы и каналов. Все неудобства можно было простить за одно то, что исчезла вечная грязная слякоть под ногами. Даже дощатые павильоны с очагами, собранные для согреву простого люда, не успели еще распространить вокруг себя мерзостное месиво из тающего бурого снега. Над крышами в безветренном морозном воздухе вздымался дым из печных труб. Из постоянно открывающихся и закрывающихся дверей кафе «Доминик» на Невском валил густой пар. |