Книга Идентичность Лауры, страница 107 – Ольга Владимировна Маркович

— Спасибо. Я почитаю ваши записи и выпью кофе, а потом вернусь на отделение, — сказал я.

— Я вас провожу и покажу, где кофе наименее мерзкий. — Сави начинала мне нравиться. Она понимала степень важности кофе во врачебной жизни. — Только не ждите, что сможете найти на территории Ангоды капучино или двойной латте. — Кажется, доктор Сенанаяке немного флиртовала со мной.

— Где вы учились? — спросил я, пока мы шли бок о бок по узкой дорожке, заросшей мелкой поджаренной на солнце травой.

— В России. У них отличная психиатрия.

Я забыл, что потею и плавлюсь, как свеча. Принюхался к себе. Вроде ничего. Вытер набежавшие на лоб капли.

— Неожиданно. Россия! Морозы вас не пугали?

«Сейчас бы мороза!» — мелькнула у меня шальная мысль. Рубашка моя вымокла пятном Роршаха на спине.

— Пугали. Морозы и медведи. Но обошлось. — Сави улыбнулась. Я представил ее со снежинками на ресницах и в ушанке со звездой на лбу, как у Шварценеггера в «Красной жаре». Это вызвало милый когнитивный диссонанс.

Мы остановились. Она указала на отдельно стоящее здание, около которого, как голуби на венецианской площади, толпились одетые в серое медсестрички. Увидев меня, те разом замолчали, по-птичьи повернули белые головки в накрахмаленных чепцах, а через секунду защебетали вновь.

— Вот тут, — сказала она, и когда я уже пошел к кафетерию, Сави крикнула мне вслед: — Будьте осторожны, доктор Мак-Келли!

Я улыбнулся:

— Чего мне следует бояться? Дурного американо? Или растворимого кофе из пакетика?

Сави пожала плечами. Я покачал головой в ответ, показывая, что не о чем беспокоиться. Но на душе стало скверно. Я имел обширный опыт в данной области и поэтому в глубине души понимал, о чем идет речь. Больные с расщеплением личности — особенные клиенты. Они требуют абсолютного внимания, абсолютной честности. Между врачом и пациентом формируется собственный микромир с договорами и правилами. Однако я знал себя и не волновался по этому поводу. Слишком уж я практичен и циничен. Больше я боялся того, что диагноз не подтвердится. И тогда я приехал зря. Хотя если подумать, даже и тогда не зря. Если эта девушка — коварная и изобретательная убийца, которую я разоблачу, моя новая практика получит долю славы, необходимую для хорошего старта. А если помогу ей и верну на родину, то и того лучше. Выходило, в любом случае я в плюсе. Потому, думается, милая Сави Сенанаяке зря обо мне беспокоилась.

Ознакомившись с историей болезни и допив кислый кофе, способный одним приемом вызвать спазм поджелудочной, я вернулся в корпус, где содержали Лауру. Ее переместили в кабинет, предназначенный для терапии, и когда я вошел внутрь, то увидел ее лежащей на полу в углу. Мы остались наедине. Я сел за стол. Разложил бумаги и обратился к ней по имени:

— Лаура. Лаура Хитченс. Лаура Арчер. Мне нужно поговорить с Лаурой.

Пациентка не отозвалась. Я встал, подошел ближе, присел рядом на корточки:

— Лаура. Я хочу поговорить с Лаурой. Это очень важно. Я доктор. Доктор Курт Мак-Келли. Я приехал из Соединенных Штатов, чтобы помочь.

Девушка дернулась и повернула ко мне лицо. Измученное, осунувшееся лицо с почти прозрачными желтыми глазами. Вероятно, я не видел никого красивее. Но состояние, в котором она находилась, было плачевным. Волосы сбиты в колтуны, кожа сильно обезвожена.