Книга Идентичность Лауры, страница 98 – Ольга Владимировна Маркович

— Знаю, Труди. Потому и верю в то, что у нас все получится. Получится тебе помочь, и мы заживем нормально.

— Заживем нормально? С кем именно ты заживешь, Эл? Что будет, если удастся собрать личности в одну и я перестану быть Труди? Ничего от той меня, которую ты любишь, не останется. Останется одна только Лаура. Совершенно не знакомая тебе Лаура Хитченс. Гигу сильно нравилась Лаура. Может, хоть он будет доволен, — горько улыбнулась я.

— Гиг подумывает уйти, — ответил Эл сдавленно и опустил глаза. — Он сам сказал мне об этом утром. Сказал, что, похоже, с него хватит.

— Что ж. Этого следовало ожидать. — Мне стало грустно за Джесс. Она всегда отчаянно искала любви. Бросалась в чувства с головой и принимала за нее все подряд. В глубине души мне казалась, что даже к Тому и Теду она испытывала нездоровый стокгольмский синдром. — И все-таки меня страшит то, что будет. Ведь знаешь, Эл, это очень странное ощущение — понимать, что тебя на самом деле нет.

— Но ты есть. Я люблю тебя и говорю с тобой. Ты так сильно отличаешься от Джесс и Лауры.

— Но что будет, если меня не останется?

Эл задумался.

— Что ж. Я не знаю… Если по-другому тебе не помочь… Мне трудно представить. Я знаю, что всегда буду любить тебя, Тру. Любой. И даже если от тебя останется самое маленькое зернышко и оно будет жить в Лауре, я буду любить знание о том, что оно там, и желать тебе счастья.

— Но почему? Почему ты так любишь меня? — спросила я и сама услышала, как глупо звучат мои слова.

Разве на этот вопрос действительно существует ответ? Насколько неясно, где пролегают границы человеческого разума, настолько же непонятно, где проходят границы любви. На чем они заканчиваются? На расставании? На смерти? Или любовь существует даже после? Остается в строчках стихов, портретах, песнях, в кладбищенских памятниках, в семейных альбомах. Или ей не нужно даже этого? Может быть, она живет в воздухе, пока вращается Земля. А может, и когда погаснет солнце, любовь останется. Может, из нее и соткано все живое? И чем больше любви, тем больше шансов на то, что где-то родится новая земля. И новые люди. Или какие-то другие существа, которые тоже будут всеми силами стремиться к любви. Стремиться, терять, принимать за нее что-то другое. Подменять понятия, мучиться, соглашаться, врать и верить в то, что нашли. Или бесконечно ждать. Или обретать и терять, не узнавая. Сколько всего будет. Сколько всего может быть.

Эл вышел из комнаты. Я осталась одна и подумала: хорошо, что он есть. И хорошо, что у нас еще есть время. У Гига и Джесс его не осталось.

Собравшись с мыслями, я заговорила сама с собой:

— Джессика. Я знаю, что мы условились не общаться. Но ты нарушила договор о том, чтобы не вредить телу. Ты бегала по трассе, кидалась под колеса, и мы чудом остались живы. Теперь ты отстраняешься от управления, и тебе не позволено занимать сознание.

— Какого хрена, Труди, — пришла Джесс. Ее негодующий голос звучал у меня в голове раскатами грома. — Какого хрена? Я и так слишком много вытерпела. Отдувалась за вас с Лаурой. Мне делали больно. Лаура спала, ты подглядывала, а я терпела. Я хочу жить. Я это заслужила, как никто из вас. Это нечестно!

— Джесс, мы думали, что справимся. Я прочла уйму книг по нашей теме. Нашла договоры, которые заключают личности между собой, и они работают. Но пойми, все вышло из-под контроля. Совсем вышло. Думаю, книг недостаточно, Джесс. Нам нужен доктор, Джесс.