Книга Безумный март в Питере, страница 168 – Ольга Скляренко, Евгения Букреева

При упоминании о котлетах у меня скрутило желудок, и я поняла, что уже не могу сдерживаться…

– Паш, – простонала я. – Меня сейчас вырвет.

Верный Пашка мгновенно оказался рядом, обнял меня, потащил в ванную под причитания Томы и ворчание Стрельцова. Где меня и вырвало какой-то мутной слизью.

Я пыталась выгнать Пашку из ванной, чтобы привести себя в порядок, понимая, что выгляжу сейчас хуже некуда, но он не желал оставлять меня ни на минуту, хлопоча вокруг меня, как заботливая мамаша-наседка.

Когда мы вышли, Стрельцов уже говорил с кем-то по телефону. Невзирая на мое вялое сопротивление, Пашка с помощью озабоченной Томки, все-таки увели меня в спальню. Впрочем, сил у меня уже никаких не было. Ни ходить, ни говорить, ни даже думать. После того, как меня стошнило, я почувствовала блаженное опустошение и дикую усталость. Все это, и взрыв, и чудовищный вид ноги Стаса, и Вера на носилках, и даже размахивающая пистолетом Ксения и внезапно всплывший Завьялов, оказавшийся ее отцом, почему-то перестали меня волновать. Словно все это было давно, в другой жизни.

Я дала уложить себя в постель, и провалилась в отрывистый тревожный сон. Совсем без сновидений.

33.

– Паш, ну я же просила пораньше! Снова ты проторчал на своей чертовой работе почти до самого вечера. Ты же обещал к четырем освободиться. – я плюхнулась на сиденье рядом с Пашкой. Прямо на Литейном, где уже минут пять ждала Пашкину машину, пританцовывая от нетерпения и обжигающего питерского ветра.

– Ну, прости! Дел просто по горло, – Пашка чмокнул меня в нос, подождал, пока я закрою дверь, пристегнусь, и нажал на педаль газа.

В общем-то Пашка мог и не извиняться, я и так знала – и про дела, и про то, как он сильно устает. После последних страшных событий, ареста Ксении и ее папочки, у которого рыльце оказалось сильно в пушку, Павлу приходилось не сладко. Бизнес сильно пошатнуло, злополучная «Флора-Сити» чуть было все же не сорвалась с крючка, и каким чудом Пашке удалось вернуть все назад или почти назад, для меня оставалось загадкой. Пашка, оберегая меня, старался не сильно распространяться, но не тут-то было. Я с дотошностью детектива все у него выведывала. Вот и сейчас, едва пристегнувшись, я забросала его вопросами, что и как.

– Да все как обычно. Петр зашивается. Офис лихорадит. Все как с ума посходили, – Пашка резко вывернул руль, поворачивая вправо. – Обнаглели просто. Вместо того чтобы работать, постоянно кучкуются и обсуждают последние события. Устал уже с ними бороться.

Павел вздохнул, и я увидела, что он осунулся и на лбу пролегла тревожная складка. Мне захотелось поцеловать эту складку, прижать его к себе, утешить. Но я сдержалась, справедливо рассудив, что загруженный траффиком проспект мегаполиса – не самое лучшее место для проявления нежности.

– Ничего, все уже позади. Завьялов твой сидит и, похоже, это надолго. Дочь его, эта… тоже в психушке. Там ей самое место, – я невольно поежилась, вспоминая прищуренные, брызжущие ненавистью глаза, и черное дуло пистолета, направленное на нас.

Пашка не стал мне отвечать, но потому, как сжались его губы, я догадалась, что у него перед глазами стоит та же картина.

– Ты мне лучше скажи, нам в магазин надо заезжать? Вера что-то просила? – поинтересовался Павел после недолгой паузы.