Книга Башня. Новый Ковчег-2, страница 131 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— У нас нет другого выхода, — медленно проговорил Сашка. — Просто нет…

* * *

Литвинов размашисто шагал из угла в угол, заложив руки за спину. Время от времени он останавливался, словно хотел переспросить или уточнить что-то, и Катя замолкала, вопросительно вскидывала брови, но Литвинов лишь нетерпеливо махал рукой, призывая говорить дальше, и опять продолжал свой бег по кругу. Видимо, это помогало ему сосредоточится, а, может, он просто не умел сидеть на месте.

Ещё не доходя до больницы, они условились, что говорить будет Катя. Ну как условились? Кир был по-прежнему против и уступил Сашкиному напору только лишь потому, что действительно другого выхода у них не было. Они, а точнее Сашка (Кир только изредка вставлял кое-какие фразы) торопливо, но стараясь ничего не упустить, рассказали Кате всё, чему они стали свидетелями. Катя Сашку не прерывала и лишь иногда судорожно сжимала его ладонь — Сашка так и не смог выпустить её руки, пока они поднимались по лестнице, — и этот жест с головой выдавал Катино волнение.

— Та-а-ак, — протянул Литвинов, когда Катя наконец закончила свой рассказ, и обвел их взглядом. В жёстких глазах промелькнуло что-то, похожее на недоверие, но тут же скрылось. Борис Андреевич не принадлежал к числу тех людей, лица которых читались как открытая книга.

Всё-таки, и тут Кир был прав, это был хищник. Большой, матёрый, чувствующий опасность, берущий след добычи и пьянеющий от запаха крови. Они для него всего лишь сопливые щенки, и даже то, что зверь волей судьбы оказался в клетке, ничего, по сути, не меняло. При желании Литвинов мог прихлопнуть их одной левой.

Сашка снова почувствовал, как страх тонкой удавкой сдавил шею, и инстинктивно отступил в тень. Он и так старался не попадаться Литвинову на глаза, испытывая не только страх, но и стыд. Отчего-то предательски ожили воспоминания из его прежней жизни, когда Сашка, зажатый в угол (или ему казалось тогда, что он зажат в угол), с готовностью строчил доносы на того, кто в эту самую минуту лежал без сознания тремя десятками этажей ниже, и который был не то врагом, не то заклятым другом человека, кто сейчас молча и невозмутимо взирал на них троих, просчитывая в уме что-то своё.

Почему-то Сашке казалось, что Литвинов поверит им сразу, подорвётся, побежит, возьмёт всё в свои руки, но Борис Андреевич не спешил. Даже то, что он услышал всё от Кати, которую знал, поскольку Анна Константиновна вынуждена была ввести Катю в курс дела, мало что поменяло. Наоборот, он отошёл, присел на край кровати, посмотрел внимательно на Катю.

— Ты тоже там была? На станции?

— Нет. Меня там не было. Ребята всё рассказали.

— Ребята, — насмешливо отозвался Литвинов. — Ну и что же тогда эти ребята молчат, как воды в рот набрали, а?

Сашка сжался, неожиданно поняв, что отсидеться не удастся и придётся говорить. Выступить из тени, встать перед Борисом Андреевичем, вытянувшись в полный рост. Узнает ли он в Сашке того, с кем ему организовывали очную ставку на военном этаже, в помещение без окон, с давящими стенами, которые видали и слыхали всякое? Сашке стало не по себе, он даже зажмурился, но тут же распахнул глаза, шагнул, но его неожиданно заслонил Кир. Не специально, конечно, просто выступил вперёд, небрежно и слегка развязно, засунув руки в карманы брюк, словно он стоял не в бывшей палате больнице, а на каком-то пятачке, где пацаны забили стрелку для разборок.