Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег-2»
|
Они с Сашкой вдвоём шли сзади, каждый вцепившись в свою ручку. Сашка тяжело дышал, его сторона то и дело проседала, носилки немного заваливались, но Поляков упрямо их выравнивал и двигался дальше. За ними семенила Катя. Поначалу она тоже рвалась им помогать, цеплялась за носилки, стремясь разделить с мужчинами их ношу, но она только мешала, и вскоре, видимо, сама это поняла, и пристроилась в конце их процессии. Ещё пролёт, ещё… Кир чувствовал, как немеют руки, начинают ныть плечи, но он упрямо держался темпа, заданного Литвиновым. Он не мог сдаться. Не мог показать свою слабость. И ещё он чётко знал одно. Как бы он не ненавидел этого опасного, страшного человека, когда-то чуть не пустившего в расход его семью одним своим словом, сейчас Кир понимал — надо его слушаться. Только это поможет им выпутаться из переделки, в которую они попали, и спасти Савельева. Отца Ники. Павел Григорьевич был без сознания, только изредка, на поворотах глухо стонал и бормотал что-то бессвязное. Что-то про ад и крыс, Кир не мог разобрать, да и не пытался. Просто шёл, отсчитывая про себя шаги. Ни на что другое не было уже сил, бесконечные гонки вперёд-назад по этажам, нервное напряжение высосало из него всё. Киру казалось, что если он перестанет считать, то остановится и немедленно рухнет, увлекая за собой носилки с Савельевым, Сашку Полякова и даже железного Литвинова. Когда они спустились за Савельевым, Литвинов первым, отстранив Сашку, который показывал путь, даже не вошёл — ворвался в то помещение, где лежал Павел Григорьевич, тяжело опустился рядом с ним, выматерился, сначала на друга, потом прикрикнул и на них, замешкавшимися с носилками. Литвинов вообще сильно ругался, называл Савельева тупоголовым кретином, но было в его голосе что-то такое, Кир даже не мог чётко для себя сформулировать, что именно. Теплота какая-то. Отчего самые крепкие выражения приобретали иной смысл, не оскорбительный, а наоборот. Так можно называть только очень близкого человека. Ох, непростые были отношения между этими двумя взрослыми мужиками, которые прошли в жизни всё или почти всё, достигли самых высот и побывали на самом дне. Их связывало что-то невидимое, то, что Кир никак не мог осмыслить, что никак не укладывалось в простые схемы. Друзья, враги, соратники, соперники. Ни одно из этих слов, описывающих человеческие взаимоотношения, не могло в полной мере передать то, что витало в воздухе между этими двумя. Впрочем, про это Кир размышлял вяло, мысли текли где-то на периферии сознания, а сосредоточен он был на другом — на том, чтобы мерно отсчитывать нескончаемые ступеньки, шаги, пролёты. Ещё один… и ещё… — Всё. Перекур, — скомандовал Литвинов, и они остановились все втроём практически одновременно. — Опускайте носилки, да, тихо, помаленьку. Аккуратно… Вот так… Они медленно и тяжело положили носилки на пол. Сашка привалился к стене, растирая онемевшие руки, и Кир за ним следом. Ноги сложились сами собой, отказывая его держать. Руки дрожали. Голоса в голове продолжали отсчитывать ступеньки. Литвинов присел на корточки, рядом с носилками, бережно провёл ладонью по щеке Павла Григорьевича. — Потерпи, Паша, осталось чуть-чуть. Савельев, словно услышав его, глухо застонал. По лицу Литвинова пробежала тень. Они сидели как раз у закрытой двери одного из цехов, и в мертвенно-бледном свете лампы-указателя осунувшееся лицо Литвинова казалось серым. |