Книга Башня. Новый Ковчег-2, страница 89 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Конечно, получится! — с горячностью сказала она. — Ещё уйма времени. А мы с Борькой тебе поможем!

— Я знаю, — улыбнулся Пашка, и его открытое веснушчатое лицо просияло. — Ань, — неожиданно попросил он. — Не уходи сегодня ночью. Останься здесь. Давай мы просто…

Он запнулся и мучительно покраснел.

— Просто полежим рядом.

— Ладно, — медленно произнесла она. — Но только ты меня… ты меня не трогай… Хорошо?

— Хорошо.

…Она лежала к нему спиной и чувствовала его горячее дыханье на своём затылке.

— Наверно, я тебя люблю, — пробормотал он.

И она так и не поняла, чего было больше в его признании: любви или сомнения.

* * *

Человек, который стоял перед Анной, загораживая её ото всех остальных, внезапно ушёл. Задумавшись, она даже не заметила, когда. Просто неожиданно почувствовала себя обнажённой, незащищённой перед чужими взглядами. И не только перед чужими.

Павел, которого она так ещё и не видела несмотря на то, что находилась здесь уже добрых полчаса, вдруг оказался совсем рядом, буквально в трёх-четырех метрах. Стоял, о чём-то разговаривая с Мельниковым и невысоким щуплым человеком в очках, в котором Анна не сразу признала Серёжу Ставицкого, двоюродного брата Павла. Вот кто вроде и повзрослел, но почти не изменился — природная робость по-прежнему так и сквозила во всех его жестах. В детстве и юности все они, и Павел, и Борька, и сама Анна были к Серёже довольно безжалостны и жестоки, как бывают жестоки дети (впрочем, без всякой ненависти и злости) к тем, кто слаб и не умеет дать отпор. Серёжа никогда не умел.

Мельников, увидев Анну, сухо кивнул головой, и она ответила таким же сдержанным кивком. Наверно, ей стоило подойти, но Анна не могла. Она вжалась спиной в стену, мысленно взмолившись тем высшим силам, которые никогда особо не прислушивались к её мольбам, чтобы Савельев не оборачивался, чтобы стоял там, где стоит.

За полтора месяца она не видела его ни разу. Сначала дёргалась, как девочка, заслышав любые мужские шаги в коридоре, ждала его, потом однажды поняла, что он не придёт, и ей стало одновременно и легко, и плохо, а потом у неё появился спасённый Борис, и она опять стала трястись от страха, понимая, что, если Савельев вдруг заявится у неё в больнице, она выдаст и себя, и Борьку. А как поступит Павел, узнав об этом, Анна никогда не смогла бы предугадать.

Борис, видя её страхи и волнения, посмеивался. Когда был в хорошем настроении, что, впрочем, случалось редко. Потому что большую часть времени Борька злился. На неё и на весь белый свет. Но на неё в первую очередь.

— Ты вообще, Ань, понимаешь, что ты меня в одиночку посадила, а? — Борис нервно отбрасывал в сторону книгу, одну из тех, что Анна носила ему в огромных количествах. От нечего делать Борис проглатывал их все, особо не разбираясь.

— Хватит глупости болтать.

— Глупости? Слушай, давай сдадим меня Савельеву? Пашка гуманен и справедлив — он отправит меня на тот свет ко всеобщему удовольствию, — в голосе Бориса слышалась злая насмешка. — И потом, что ты будешь делать, когда твои рабочие начнут ремонт и в этой части больницы? Ты не можешь меня прятать здесь вечно. Или куда ты меня потом переправишь? Признавайся, какую ещё пытку ты для меня придумала?

Борька был несправедлив к ней, и сам понимал, что несправедлив. Но заточение давалось ему с трудом. Он всегда был человеком действия, в детстве именно Боря был инициатором и идейным вдохновителем всех их крупных и мелких шалостей, и теперь, оказавшись не у дел, он на Анниных глазах превращался в злого и обиженного брюзгу. И, что самое скверное, они оба понимали всю безвыходность ситуации и невозможность что-либо изменить.