Книга Башня. Новый Ковчег 5, страница 172 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Еврейский квартал, — проговорил Слава, и внутри его зашевелилось нехорошее предчувствие. — Зачем они их хотят там собрать? Чтобы что?

— Это, Слава, не уточнялось. Но зная нашего Верховного и Маркову, которая, насколько я понял, лично ведёт этот проект, ничего хорошего ждать не приходится. Возможно, речь идёт о чём-то вроде гетто. Кажется, так до потопа назывались специальные места, куда сгоняли людей по национальному или ещё какому-то признаку.

— Гетто? — Слава похолодел. Тут же вспомнилась тётя Сима и мама, причитающие про погромы, и то, как Слава отмахивался от них, уверяя, что ничего подобного не будет. Неужели правы были они, а сам Слава ошибался? Неужели… нет, не может быть.

— Гетто, — Мельников тяжело вздохнул. — Наш Верховный болен идеей чистоты крови, генетики, евгеники. Видимо, не желает, чтобы евреи смешивались с другими людьми. Такое же уже было в истории. Насколько я понял, им запретят покидать этот этаж, вводится какая-то специальная отметка в пропусках.

— Этого нам ещё не хватало, — выругался Долинин. — Хорошо бы узнать, что они замышляют и когда собираются начать.

— Уже начали. Маркова отчиталась, что у неё всё подготовлено.

— Начали? — Слава не сдержался, его голос дрогнул.

— Слава? Что с тобой? — Долинин, видимо, заметил, что Слава побледнел. — Ты что? У тебя среди них есть знакомые?

— Есть, — сипло проговорил Слава. — Есть. Моя мама и… другие родственники. Я — еврей, полковник…

* * *

С дочерью Савельева Слава встречаться не стал — справятся и без него. Полковник на этом не настаивал. Они быстро договорились о вечерней встрече в Васином заведении, после чего полковник позвал в смотровую лопоухого Петренко для короткого инструктажа, а Слава выскользнул в коридор и быстро покинул больницу.

Последняя информация, выложенная Мельниковым, сильно тревожила. Слава Дорохов на ходу размышлял, что теперь делать. В еврейский квартал соваться нельзя — это ясно. Скорее всего сейчас весь двести сорок девятый этаж кишит военными. К маме тоже идти опасно — если бы Слава узнал об этом вчера, возможно, он смог бы хоть что-то предпринять и то не факт, зная мамино упрямство. А вот Додик… При мысли о двоюродном брате Слава слегка притормозил.

Додик жил не в еврейском квартале. Вчера вечером, из-за всех приключившихся событий, Слава так и не выкроил время навестить двоюродного брата по адресу, который дал ему дядя Моня. Отложил на сегодняшний вечер, и вот теперь выходило, что к Давиду он может не успеть. Если Мельников прав, и сгонять лиц еврейской национальности в это импровизированное гетто уже начали, то это коснётся и Давида, а может и уже коснулось.

В общем-то Славе ничего не оставалось, как навестить брата прямо сейчас, надеясь на обеденный перерыв, на то, что Давид может быть дома, и на нерасторопность тех, кто выполняет приказ Верховного — то есть, фактически на чудо.

К счастью, ему повезло.

— Слава? — лицо Давида, распахнувшему ему дверь, вытянулось от удивления. — Ты как тут? Тебя тоже… уволили?

Слава не ответил. Просочился в квартиру кузена, быстро миновал небольшую прихожую и прошёл в гостиную. Здесь всё было стандартным, планировка, мебель, и всё же по каким-то мелким деталям — мягкому пледу, нарочито небрежно свисающему с подлокотника кресла, фотографиям в рамочках, которые были расставлены на обычной, пластиковой этажерке, самодельному панно из ракушек в виде сердца с надписью внутри «Давид + Леся» — угадывалась заботливая женская рука.