Книга Башня. Новый Ковчег 5, страница 175 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Это мой брат, Денис Евгеньевич. Он зашёл тут…

Но Соколова, к счастью, Слава не интересовал. Он снова вернулся к прерванному разговору. Теперь он пытался перетянуть на свою сторону Давида.

— Ты-то куда смотришь? Что ты за мужик в конце концов.

— Так я, — Додик мялся, пытаясь подобрать нужные слова. — Я говорил. А… Денис Евгеньевич, вы что-то знаете, почему нас… ну, почему собирают?

— Ничего я не знаю. Перепись какая-то. Временная мера. Но Лесе там совершенно нечего делать. Она даже не еврейка.

— Зато мой будущий ребёнок, твой внук, между прочим, наполовину еврей, папа, — не сдавалась Леся. — И этого ты уже не изменишь. А надо — и я еврейкой стану. Пусть меня тоже переписывают!

— Давид, скажи ей!

— Да я с вами согласен, Денис Евгеньевич, — голос Давида звучал робко. — Я тоже считаю, что ей будет лучше тут, с вами.

— Не смейте решать за меня! — тут же взвилась Леся. — Я — совершеннолетняя, и сама могу принимать все решения!

Всё-таки в этой маленькой хрупкой девочке, немного невзрачной, что-то такое было. С какой яростью она сражалась за себя и за ребёнка, которого носила, и даже за его бедного брата. Да, надо отдать должное Давиду. Что бы там ни говорил дядя Соломон, а вкус у Додика был, и выбрал он себе жену правильно. Такая не бросит, не предаст, последует за мужем хоть в преисподнюю. А вот сам Соколов…

Слава наблюдал за ним исподтишка, пытаясь хоть что-то для себя понять.

Денис Евгеньевич почти сразу же после утреннего совещания прибежал за дочерью. Просто потому что отец и встревожен? Или он что-то знает о том, что затевается в еврейском квартале? Больше чем Мельников? Он так близок к Верховному?

Эти вопросы крутились в Славиной голове, и ответ, который складывался, его не радовал. Если принять во внимание то, что рассказал Олег Станиславович о том заседании, когда арестовали Славиного шефа, и добавить сюда назначение Соколова на пост министра, несмотря на низкое происхождение, то вывод более чем очевиден: Соколову доверять нельзя, и значит, проблема со связью так пока и остаётся нерешенной.

Пока Слава думал, входная дверь с треском захлопнулась — это ушёл рассерженный Соколов, которому так и не удалось убедить свою дочь.

Леся гордо прошагала мимо Славы, в спальню, наверно, чтобы продолжить паковать вещи. Додик в растерянности последовал за ней, но, дойдя до Славы, в нерешительности остановился.

— Слава, нам и правда надо собираться.

— Давид, — Слава положил руку на плечо брату. — Послушай меня. Я уверен, это всё ненадолго. Слышал, что тебе сказали? Это просто что-то вроде переписи. Ты… вы с Лесей идите, поживёте пока у дяди Соломона, вот увидишь, всё будет хорошо. И ты там, будь другом, пригляди за моей мамой. Она одна живёт, ты же знаешь.

Давид кивнул, в глазах засветилась надежда.

— Слав, ты, правда, считаешь, что всё обойдётся и ничего страшного не случится?

— Я абсолютно в этом уверен.

Произнося это, Слава не кривил душой. Если Соколов оставил свою дочь с Додиком, то, вероятнее всего, действительно ничего страшного нет. Какая-то перепись, временная изоляция. Неприятно, но не смертельно. К тому же, это ненадолго.

Слава искренне верил, что это ненадолго.

Окунуть в ведро, потянуть за рычаг, отжать… швабра с мягким, чуть чавкающим звуком опустилась на кафельный пол. Вперёд-назад, вперёд-назад, швабра размашисто заелозила по полу, оставляя после себя влажный след, наткнулась на шкаф. Стёкла в шкафу тоненько затряслись, звякнули какие-то то ли флаконы, то ли пробирки, и Ника тут же испуганно разогнулась. Швабра, выскользнув из рук, с громким звуком упала на пол, задев и опрокинув по пути ведро.