Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 122 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Судьба сделала петлю, попытавшись свернуть с правильного пути, но снова вернулась в исходную точку. И справедливость, личная справедливость полковника Островского, ради которой он жил и ради которой служил, воскресла и расправила над миром широкие сияющие крылья.

Никогда ещё голова Бориса не работала так чётко. Мозг со скоростью компьютера просчитывал варианты, вырабатывал тактику, извлекал из памяти нужную информацию, отметал лишнее, гасил эмоции. Борис знал за собой такое качество: в экстремальных ситуациях собираться, сосредотачиваться и определять единственно верное решение.

Там, у КПП, всё произошло слишком быстро, их взяли в кольцо, как зелёных новобранцев, потому что с той стороны к их проходу оказались готовы, а вот они — Борис это признавал, — действовали неумно.

Во-первых, вся эта авантюра с походом наверх была чистым экспромтом, но тут ничего не попишешь: лишним временем они не располагали. Во-вторых, сунулись на КПП без разведки, надо было хоть пару солдат вперёд отправить. Ну и в-третьих, нарвались не на кого-то, а на Островского, а у полковника Островского с Борисом были свои, старые счёты. И теперь в результате этих несчастливых стечений обстоятельств их могли запереть в камере на несколько часов, и этого Борис боялся больше всего.

— Солдат и майора — в КПЗ, этого субчика — отдельно, — молоденький капитан звонким мальчишеским голосом раздавал приказы. Круглое, совсем ещё юное лицо расплылось в довольной улыбке, чувствовалось, что ему вся эта ситуация доставляет удовольствие.

— А этого? — Бориса бесцеремонно ткнули в спину прикладом автомата.

— В следственный!

Длинная узкая камера следственного изолятора была хорошо Борису знакома. Сколько часов он здесь провёл — не сосчитать. Допрос следовал за допросом, мелькали лица (некоторых людей Борис встречал, некоторых видел впервые), под нос совали документы и отчёты — совали грубо и бесцеремонно, — для ознакомления и под роспись. Борис ничего не подписывал, предварительно не прочитав, хотя по сути никого из тех, кто должен был взойти на эшафот вместе с ним, ему было не жаль: все заслужили положенное сполна. И только одного человека он старательно выводил из игры, ни одну бумагу не подписал, где хотя бы краешком промелькивали дорогие ему имя и фамилия — Ани Бергман.

Он видел, как бесился худой, высокий полковник, всегда допрашивающий его лично, глухое раздражение и неприязнь плескались в светло-серых, льдистых, как у генерала Ледовского, глазах, но кроме обычных следовательских приёмчиков — давящих на психику — особого насилия не было, на допросах Литвинова не били, и понятно почему: Савельев запретил. Хотя, возможно, это было не в характере Островского. Даже, скорее всего, не в его характере.

Что такое полковник Островский, Литвинов примерно знал, потому что как было не знать того, кто методично и упорно копал под тебя несколько лет, подбираясь всё ближе и ближе. У Бориса даже своё досье имелось на рьяного полковника, впрочем, довольно неутешительное: Всеволод Ильич, увы, был честен и неподкупен (дурак дураком — такую характеристику дал ему Кравец, и тогдашний Борис был полностью с ней согласен), служил идее, а не звёздочки на погоны зарабатывал. И, наверно, не оступись Борис, не наломай дров в истории с Савельевым, от полковника Островского пришлось бы со временем избавиться. Но получилось несколько наоборот.