Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег 6»
|
— …вы цельтесь. Совместите сначала целик и мушку, а потом… мишень… и глаз левый закройте, вот так… Она не сможет. Не успеет. Караев выстрелит первым. В чёрных безразличных глазах — холодный и трезвый расчёт. Он — машина. Невозможно тягаться с машиной. Она не успеет и всё равно… всё равно… — Ника-а-а-а! Высокая, смутно знакомая фигура выскочила из-за поворота, резко остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Караев дёрнулся на голос, отвлёкся, повернул голову. Секунда или даже доля секунды, но Нике этого хватило. — За Кирилла! Она так и не поняла, сказала ли она это вслух или просто подумала. На мгновение её оглушило, потом что-то толкнуло, резко и сильно. Отдача, та самая, о которой предупреждал Петренко. Но она не упала, удержалась. Стояла, чувствуя, как противно дрожат ноги, мелко трясутся вытянутые руки, наливается тяжестью пистолет. Она не опускала его, не могла опустить. На полу лежал Караев. А чуть дальше стоял Сашка Поляков, оглушённый звуком выстрела, испуганный, бледный. Потом он с опаской приблизился к Караеву, слегка наклонился, предварительно оттолкнув ногой в сторону выпавший из рук Караева пистолет. — Он мёртв, — неуверенно произнёс Сашка. — Ты его убила. — Убила, — подтвердила Ника. Голос её дрогнул, но тут же обрёл твердость. — Да. Я его убила. Убила. Глава 27. Вера — Вера, тихо! Пожалуйста… Знакомые глаза, обычно смешливые, дурашливые, а сейчас серьёзные и взрослые, были совсем рядом. В мягком орехово-золотистом шёлке тонули тёмные лучики-ниточки, тянущиеся от зрачков, блестящие капельки — отражение света коридорных ламп — и её лицо, потерянное, бледное, почти бесцветное. — Пожалуйста, — негромко повторил он и легонько коснулся пальцем её губ, как бы запечатывая этим неловким жестом рвущийся на волю крик. Она чувствовала сухую, горячую кожу его рук, сбивчивое дыхание, щекочущее щёку, слышала стук сердца, громкий, отчётливый, почти чеканный — он сливался с её собственным сердцебиением, резким, болезненно отдающим в виски. — М-марк… — Тихо, — снова сказал он. — Молчи… * * * Марк увидел её первым. Бросился наперерез, схватил за рукав блузки и, не говоря ни слова, повлёк за собой. Вера, погружённая в свои мысли (она шла от КПП, раздумывая, что бы такое сказать в притоне, чтобы её пропустили — интуиция подсказывала, что так просто проникнуть туда не удастся), даже не сразу его узнала. Возмущенно попыталась вырваться, но, увидев, что это Марк Шостак, неожиданно подчинилась. Вера с детства привыкла верховодить, это не ею руководили, а она — она сама — задавала тон, но сейчас было что-то такое в облике Марка, что у Веры пропало всякое желание с ним спорить. Он уверенно потащил её за собой, нырнул в один из проулков жилой зоны, оглянулся и, не давая опомниться, быстро шепнул: «теперь направо», до боли сжав в своей руке её ладонь. Он хорошо ориентировался в лабиринте отсеков, командовал, направлял, и Вера, уже окончательно потерявшаяся во всех этих «направо», «а теперь налево», покорно следовала за ним. Наконец они остановились в узком глухом коридоре, и Марк почти впечатал её в стену, загородил собой и, велев молчать, долго и настороженно прислушивался. За те дни, что они не виделись, он заметно похудел, черты лица стали резче, маленький шрам над верхней губой, обычно незаметный, теперь отчётливо белел, волосы отросли, и длинная каштановая чёлка то и дело падала ему на глаза. Во всем этом не было ничего необычного, и вместе с тем — Вера это чувствовала — Марк изменился. Появилось что-то новое, чужое, и Вера, разглядывая склонившееся над ней лицо, силилась найти нужное определение. И оно пришло. |