Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег 6»
|
Она закричала и, забыв о Караеве, что стоял в конце коридора, — обо всём забыв, — опустилась на колени, обхватила Петренко за плечи, потянула к себе, силясь поднять, привести в чувство, растормошить. — Ну же, Петренко, ну ты чего? Чего, Петренко? — растерянно повторяла она и вдруг, натолкнувшись на его взгляд, удивлённый и слегка виноватый, уже нездешний (Ника видела такой однажды, у Вовки Андрейченко, на том злополучном КПП), закричала отчаянно, разрывая воздух и лёгкие. — Ки-и-ири-и-и-ил! И это имя — она в первый раз назвала его по имени — изменило всё. Стало отправной точкой. Тем самым моментом, что делит жизнь на до и после, круто меняет человека, пробуждая спящие внутри силы. Страх медленно отступал, и внезапно образовавшуюся пустоту заполняла холодная иступлённая ярость. И не было больше никаких других чувств, кроме ярости. Ни боли, ни любви, ни сострадания — ничего. Ни-че-го. Рука сама нащупала пистолет, — Петренко выронил его, когда падал, — ладонь сжала чёрный металлический корпус. Ника выпрямилась, быстро, как отпущенная пружина, развернулась всем телом. Ноги сами собой приняли нужное положение. В ушах зазвучал торопливый мальчишеский голос. — Встаньте вот так, Ника Павловна. Ноги на ширине плеч. Такую стойку называют равнобёдренный треугольник. — Какой треугольник? — Равнобёдренный, Ника Павловна. Равнобёдренный треугольник… Ника перехватила пистолет обеими руками (тампотому что отдача, Ника Павловна), подняла, сфокусировалась. На миг перед глазами встала нарисованная мишень, листок, пришпиленный к двери, но он тут же исчез, и на его месте появилось холодное, самоуверенное лицо. Караев подошёл чуть ближе, и хотя их по-прежнему разделяли несколько метров, Ника видела всё очень чётко, как если бы он стоял прямо перед ней: тонкие крылья носа, чёрные зрачки, сливающиеся с почти такой же чёрной радужкой глаз, резкие, как будто нарисованные брови, иссиня выбритый подбородок, жёсткий, врезавшийся в него воротничок. Даже тонкие иссушенные трещинки на губах и расширенные поры чуть желтоватой кожи видела Ника, и ярость, клокочущая внутри, поднималась всё выше и выше. — Положи пистолет, — приказал Караев. — Опусти руки, отойди к стене и повернись ко мне спиной. Он сделал лёгкий кивок головой в сторону стены, пистолет в его руках едва заметно качнулся, но тут же выровнялся. Караев держал его спокойно и уверенно — привычно. И она отчётливо поняла: Караев успеет первым. На его стороне — отточенные годами тренировок рефлексы профессионального военного, на её — только ненависть. Слабый, почти призрачный шанс на победу. И ещё она поняла, что если сейчас отложит пистолет, то Караев стрелять не будет. Она нужна ему живой, чтобы шантажировать папу. Всё это промелькнуло в мыслях и ушло, осталось только одно понимание — самое главное. Она выстрелит. Выстрелит, даже если это будет последним, что она сделает в своей жизни. За Кирилла. За того, бесконечно любимого, так и оставшегося навсегда в грязной каморке на заброшенном этаже. И за этого, глупого, лопоухого, нелепого, но преданного и верного. — Указательный палец ложьте сюда. На спусковой крючок… …а большой поднимите выше, он не должен мешать. В голове опять зазвучал голос Петренко. Парень, даже мёртвый, по-прежнему был с ней, отдавал команды, руководил, подбадривал. |