Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 28 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Кристина вспыхнула от возмущения. Длинный нос! На свой бы посмотрела для начала.

Строго говоря, носы у обеих сестёр были одинаковыми. Как и глаза, голубые и яркие, им разве чуть-чуть не хватало отцовской синевы; как и волосы, длинные, блестящие, того удивительного пепельно-жемчужного оттенка, которому завидуют все женщины в мире; как и губы, чувственные, полные, уже не детские, но и не перешагнувшие порог, за которым начинается вульгарность и пошлость. Сёстры были близнецами.

Но несмотря на эту внешнюю схожесть, никто и никогда их не путал. И не потому, что у одной из них была какая-то там отличительная особенность, в виде родинки на щеке, или манеры улыбаться или говорить, нет, родинок им природа тоже отмерила одинаковое количество, и улыбались они похоже и часто даже синхронно, и голос у обеих журчал как весенний ручей, но почему-то то, что в Элизе привлекало и манило людей, в Кристине отталкивало и раздражало. Всё это, разумеется, не способствовало хорошим отношениям между сёстрами — они не дружили в детстве, соперничали в подростковом возрасте, а, став взрослыми, едва терпели друг друга.

Будь у них жива мать, скорее всего, острые углы и разъедающая душу ревность со временем бы сгладились. Как это часто случается в семьях, родители бы просто поделили девочек: мать любила бы одну, отец — другую, и это установило бы хоть какой-то паритет, но увы. Отец, как и все остальные, отдавал явное предпочтение Элизе, а Кристине доставались лишь жалкие крохи, объедки отцовской любви. И если б только отцовской любви! Кристине вообще везде и всюду доставались одни объедки!

— Ладно, чего застыла, пойдём дальше, — Элиза небрежно оттолкнула ногой кусок выломанного паркета и вышла в коридор. Кристина покорно потрусила вслед за сестрой.

Сейчас, после смерти отца и, главное, после превращения их привычного чистенького мира в бродячий, полунищенский цирк-шапито, она, как никогда, зависела от Элизы и понимала это. И тому, что Кристина и её полугодовалая дочь были всё ещё живы, а не разделили участь многих их знакомых и друзей, не валялись в куче дерьма с простреленными головами и не болтались в петле на кованных фонарях ботанического сада, только потому, что их фамилии стояли в чёрном списке кровавого генерала Ровшица, Кристина была обязана исключительно Элизе.

У её сестрицы был отменный нюх, и что Элиза умела лучше всего, так это держать нос по ветру, поэтому, едва задул ветер перемен, даже не ветер, а так, лёгкий бриз (никто из них ещё даже толком не понимал всей серьёзности ситуации), как Элиза откуда-то выкопала своего хлыща с неблагозвучной фамилией Скуфейкин, протащила его по всем салонам и гостиным, и — удивительное дело — его приняли. И даже отец, который, казалось, не признавал никаких других фамилий, кроме Бельских, Андреевых, Платовых и Ставицких, который в штыки принял брак самой Кристины — ведь её избранник не отвечал нужным критериям, — и которого с этим браком примирило только рождение внучки, маленькой Лидочки, и тот неожиданно благосклонно отнёсся к тому, что его дорогая Элизочка спит с человеком лакейского происхождения.

Кристина хорошо помнила, как отец, бледный, почти белый, что выдавало крайнюю степень его гнева, велел Элизе пройти с ним, и та, не смахивая улыбки с кукольного личика, впорхнула в кабинет вслед за отцом, а спустя несколько минут выпорхнула оттуда всё с той же улыбкой. О чём они говорили, Кристина так никогда и не узнала, но после этого Скуфейкин почти открыто поселился в их доме, а когда, несколько месяцев спустя грянула буря, оказалось, что Скуфейкин — правая рука генерала Ровшица, что-то среднее между казначеем и финансовым советником, что в их новом мире означало практически сорванный джек-пот.