Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 78 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Павел замолчал. Подался вперёд, сцепил руки, лежащие на столе, выжидающе уставился на Бориса, и под тяжёлым, требовательным взглядом друга демоны, уже ликующие и празднующие победу, зашипели, захрипели, закорчились в судорогах. Нет, они ещё не отступили, они цеплялись своими корявыми и шершавыми лапами, впивали в душу грязные, острые когти, силясь если не разорвать её на части, то хотя бы отщипнуть кусочек, но когти эти соскальзывали, гнулись, сминались и крошились, и в наступившей тишине слышен был хруст этих ломающихся когтей. Они ещё пытались столкнуть его, сбить с ног, обрушивая мощные, крепко сбитые тела, но Борис стоял. Стоял, чувствуя опору — тяжёлый Пашкин взгляд.

А Пашка смотрел. Смотрел, не отрываясь. И под взглядом серьёзных серых глаз уходило, откатывало мутной волной то, что всегда казалось Борису составляющей их с Павлом отношений — соперничество, борьба, вечное противостояние. И на смену этому пришло понимание, что их сила, та настоящая сила, что позволяет им выжить и выстоять перед лицом неумолимого океана, стихии, неведомых природных сил, мощи, таившейся в Пашкином реакторе, разрушительной и спасительной одновременно, эта сила — в единстве. В их с Павлом единстве. Скованном столь разными гранями их характеров, несочетаемых, несовместимых, противоречивых — насовсем скованном, навсегда. Это единство помогало им в детстве, когда они дрались плечом к плечу, спине к спине, с Коноваловым и его дружками. Помогало в юности, когда даже разбежавшись на две сотни этажей, они всё равно искали встреч и черпали в этих редких встречах силу и энергию, одновременно подпитывая друг друга. Помогало в зрелом возрасте, когда после смерти Лизы и ухода Анны Пашка почти сломался, сдался, и Борису пришлось тащить на себе всё — и самого Пашку, и маленькую Нику, которая, цепляясь ему за шею маленькими ручонками, испуганно шептала: «дядя Боря, ты только от нас с папой не уходи сейчас», и себя самого, потому что ни хрена он тогда толком не понимал, кроме того, что если и он упадёт, то тогда всё — им конец. Помогало сейчас, когда Пашка, испугавшись за него, встал рядом, предлагая ему самое ценное, что есть на земле — своё доверие и свою дружбу.

Шипели, отползая, демоны, пятились назад, как отступали когда-то грязные волны океана от разрушенных и выщербленных ветром плит Северной станции, на которых лежал без сознания раненый Савельев. Потому что сейчас между Борисом и демонами стоял Пашка, как там на Северной между Пашкой и океаном стоял Борис.

Бой закончился. Он… нет, не он, — Борис усмехнулся про себя, — они с Пашкой победили. И потому, как лёгкая, чуть заметная улыбка тронула Пашкины губы, Борис понял — его друг думает о том же.

— Улыбаешься? — проговорил Борис. — Думаешь, опять уел? Да, Паша?

— Тебя, пожалуй, уешь, — хмыкнул Савельев.

И уже было неважно, что они говорили, слова не имели никакого значения. И что бы там дальше ни произошло, они всё равно взяли верх…

Дверь внезапно приоткрылась, заглянула Маруся.

— Паш, ты просил первые результаты. Там… — она чуть сбилась, заметив Бориса.

— Что там? — в глазах Павла промелькнула лёгкая тревога. Он приподнялся с места, но она уже сама подошла к столу, разложила перед ним распечатки, ткнула пальцем в какую-то строчку.