Онлайн книга «Брошки с Блошки»
|
Я кивнула подруге и улыбнулась бабке: – Вы не волнуйтесь так, с Ираидой Львовной все хорошо будет, у нее всего лишь перелом ноги… – Не инфаркт? – Бабка вроде как удивилась и сразу же успокоилась. Она вытерла тряпочкой, которую тискала в руках, слезинки со щек и натянула ее на голову – оказалось, это берет. Но теперь уже я встревожилась: – А с чего быть инфаркту? – Ох… – Бабка вздохнула, огляделась, прошла к ближайшему стулу, села на него и сложила руки на коленях. – Рассказываю… День был жаркий, особенно для этого города, как его ни назови – Ленинградом, Санкт-Петербургом… – Испохабили климат, поганцы, – бурчал Леонид Игнатьевич, нервно обмахиваясь газетой. Особого облегчения это не приносило: газета была неправильной – цветастой, но тощей и недостаточно просторной. Периодику поганцы тоже испохабили. – Когда такое было, чтоб в июне месяце у нас африканская жара стояла! – негодовал Леонид Игнатьевич. – А в прошлом году, Лень? – примирительно напомнила Татьяна Викторовна. – Я про былое время! – не унялся ее рассерженный супруг. – Когда поганцы не похабили! – Так в две тыщи десятом тоже… – начала и не закончила Татьяна Викторовна. Дед энергично помотал головой, давая понять, что благословенное былое время – это и не две тысячи десятый тоже. «Допоганцева эпоха» для него закончилась с развалом Советского Союза. – Да что ж ты делаешь, зачем башкой трясешь, и так уже красный весь, – заволновалась Татьяна Викторовна. – Вот я тебе сейчас кваску холодного… Она заторопилась на кухню, где в низком пузатом холодильнике родом еще из былых времен стоял трехлитровый баллон с домашним хлебным квасом. Дед отбросил неправильную газету и настежь распахнул двустворчатое окно пристройки. Он высунулся наружу, жадно глотнул воздух и плюнул: во дворе-колодце неподвижно стояла влажная духота. Никакой свежести не ощущалось, да еще одуряюще пахли цветущие под окном настурции. – Как на кладбище! – снова плюнул Леонид Игнатьевич. Разноголосый кошачий вопль разорвал душную тишину резко, как когтями. Зря дед говорил про кладбище: кое-кто во дворе и в такую убийственную жару был живее всех живых. – Вот поганцы! – Леонид Игнатьевич присмотрелся. В закутке под старой ивой волнами ходила давно не кошенная трава, тряслись ветви дерева, даже вкопанные в землю лавка и стол крупно вздрагивали. – Тань, а дай-ка мне яблочко! – покричал дед жене. – Леня, яблоки я неудачные купила, прям деревянные, им полежать бы, – повинилась Татьяна Викторовна, бренча на кухне посудой. – Я вот лучше кваску тебе кружечку… – Лучше холодной водицы, да сразу ведро! Из сводного кошачьего хора вырвался особо звучный голос солиста. – Да чтоб тебя! – Нервный дед пошарил вокруг себя и, найдя подходящий предмет, с силой запустил его в окно… – Обычно-то он картофелинами пуляет, – вздохнула рассказчица. – Но тут картошка как раз закончилась, а гирьки на полке стояли… – Какие гирьки? – Мне поплохело, кольнуло сердце. – Ну, какие? Обыкновенные. Для весов. В былое время во всех магазинах такие имелись, или вы уже не помните? – заморгала бабка. – А я ж до пенсии продавщицей работала, когда нас списали в утиль – и меня, и весы, – забрала их домой вместе с гирями. Вроде как на память. – Гиря – лучший сувенир, – брякнула Ирка. Я не поняла, это она съязвила или всерьез одобрила, но прозвучало веско. Как гиря. |