Книга Не плачь, Рапунцель!, страница 61 – Елена Логунова

– Дай-ка мне. – Архипов развернул к себе мой мобильный, глядя на него, набрал сфотографированный номер на своем аппарате, дождался отклика и бодро соврал: – Шпаклевка интересует, здрасьте. У вас какая, сколько и почем?

– Есть полимерная суперфинишная, два мешка по восемнадцать кило, и гипсовая универсальная, расфасовка по двадцать пять кило, примерно полмешка, – доложила дама. – Цена, как обещано, на тридцать процентов ниже, чем в магазине. Берете?

– Возьму полмешка, если не подмоченная, но сразу предупреждаю, потребую провести контрольное взвешивание. А то знаю я ваши «полмешка», по факту вес будет не двенадцать пятьсот, а меньше.

– Перевешивайте, если охота. – Дама фыркнула. – Но цена минус тридцать процентов действительна только сегодня и при условии самовывоза. Заберете до восемнадцати часов?

– Диктуйте адрес. – Архипов метнулся в прихожую, вернулся с верным блокнотом и ручкой, удерживая мобильник между плечом и подбородком. – Угу… угу… Ориентир дайте!

– Через дорогу шиномонтаж.

– Найду.

– Жду. Оплата налом или переводом на телефон.

– Договорились.

Вадик выключил связь, положил свой мобильник рядом с моим и Иркиным, аккуратно вывел в блокноте, озвучивая адрес:

– Бульвар Менделеева, восемь, квартира сто тринадцать, – и пристукнул по столешницу ручкой. – Там и найдем мы этого Мишу!

– И еще полмешка штукатурки, – язвительно напомнила Ирка.

– Тридцать процентов – отличная скидка!

Я кашлянула.

– Но штукатурка – только повод. – Гений экономии опомнился. – Так что, поедем на Менделеева? Сейчас или попозже?

– Позже, – подумав, рассудила я. – Гастарбайтеры работают допоздна, домой только ночевать приходят. Если мы явимся до весемнадцати, как условлено, самого Мишу не застанем, только эту его мадам.

– Мне в девять вечера нужно быть дома, – заныла Ирка. – У меня кот…

– Ни разу в жизни не кормленный, я знаю, – договорила я. – Мы с Вадиком можем наведаться к Мише сами, потом тебе все расскажем.

– Даже не знаю… – заколебалась подруга.

В прихожей хлопнула дверь, по символическому коридору к кухне протопали уверенные шаги.

– Ну, что, представители неравнодушной общественности? Это вы удачно туда заглянули! – Чайковский кивнул на потолок и рухнул на кухонный диванчик, отозвавшийся мучительным стоном. – Вот только зря наплели, будто ошиблись квартирой и этажом – все-таки топографический кретинизм обычно не имеет характера массового заболевания.

– В чем удача-то? – хмуро спросила Ирка, проигнорировав поставленный нам всем нелестный диагноз.

– Как же? Если все так, как выглядит, считай, закрыли дело.

– А как оно выглядит? – уцепилась я.

– Дадите чаю? С утра без маковой росинки…

Я придвинула к участковому свою нетронутую кружку.

– Вот спасибо! – Чайковский с удовольствием приложился к чаю, даже не вынув пакетик и ложечку. – Как справедливо говорится, вскрытие покажет, но выглядит все чистым самоубийством.

– Да ладно? – не поверила Ирка. – Что, Бабкин заморозил себя до смерти?

– Вас смутило распахнутое окно? Похоже, наш суицидник открыл его, чтобы не было шокирующих запахов. Знал, что сфинктеры заднего прохода и мочеиспускательного канала неизбежно разожмутся, после чего все содержимое кишечника и мочевого пузыря окажется вне тела, и позаботился о комфорте тех, кто обнаружит труп, – объяснил участковый. – И дверь не запер – хотел, чтобы его поскорее нашли.