Книга Лебединая песня мамонта, страница 21 – Елена Логунова

– Вы как‑то странно реагируете на упоминание мамонтов, – уличила я его. – С чего бы это?

– Сейчас я расскажу все по порядку, – пообещал он.

Геннадий Леонидович Бордовский лет с двенадцати жил в каменном веке. То есть он, конечно, как все, ходил в школу и даже окончил ее с медалью. Потом учился в одном институте, работал в другом, но при этом мыслями и чаяниями пребывал преимущественно в верхнем палеолите.

Его увлечение этим периодом истории человечества началось с походов в пещеры, которых было много в скалистом высоком берегу реки вблизи родной деревни. Со старым дедовым биноклем маленький Генка мог разглядеть череду округлых темных провалов даже из чердачного окошка теткиного дома.

Добраться до пещер, впрочем, было непросто: сначала нужно дойти до моста в трех километрах от деревни, потом пересечь реку, проломиться сквозь густой кустарник на том берегу и вскарабкаться по крутому скалистому откосу, отполированному разливами. Причем спуститься оказывалось даже труднее, чем подняться, а при падении запросто можно было что‑нибудь себе сломать.

Как первобытные люди жили в своих каменных скворечниках, Генка не понимал. Ладно, воду из реки могли сверху черпать, какими‑нибудь кожаными ведрами на веревках, а купаться что, даже в жару не ходили? А белье стирать? Хотя белья у них, наверное, не было. Из чего его шить – из звериных шкур?

Со шкурами у первобытных предков проблем, конечно, не было. В лесах вокруг деревни до сих пор во множестве водились зайцы, волки, медведи, а в древние времена наверняка и мамонты жили.

Генка представлял трусы из шкуры мамонта и давился смехом. Тетка, женщина не злая, но строгая, грозила ему пальцем, а то и ремнем.

«Хаханьки да хиханьки у дурачка Миханьки», – повторяла она, желая вырастить племянника мужчиной серьезным и ответственным. Не таким, как его папанька, который с гармошкой не расставался и на любом деревенском сборище появлялся одним из первых. Раньше, чем жених с невестой, если то была свадьба, и сразу после покойника, если предстояли похороны.

Пил папанька так же охотно и много, по пьяни и погиб еще молодым, заночевав в сугробе по пути с очередной затянувшейся гулянки. Замерз до звона, в ледышку! В Сибире морозы суровые. А мамка Генкина померла еще в родах, вот и остался он с вдовой – бездетной теткой.

Пещеры были его тайным царством, заколдованным королевским дворцом. Другие пацаны, если и решались сунуться в темные каменные норы, далеко не заходили. Генка же отважно исследовал анфилады пещер, забираясь туда, где нога человека не ступала давным-давно.

Наполнив дедову солдатскую фляжку колодезной водой и рассовав по карманам пару вареных картох, краюху хлеба и запасную батарейку, летом он что ни день удирал в пещеры. И жил бы там, если бы тетка под угрозой применения дедова же солдатского ремня не требовала, чтобы племянник хотя бы ночевал, как человек, под крышей. Но Генка все равно в самой светлой – близкой к выходу – пещере устроил себе логово, перетащив туда старое шерстяное одеяло, походный котелок и небольшой запас дров. Нож и ложка – старые, с истончившимся краем – у него всегда были с собой. Неказистые, но крепкие, они служили разнообразно полезным инструментом: хоть консервную банку вскрыть и опустошить, хоть в земляном полу пещеры покопаться.