Книга Лебединая песня мамонта, страница 57 – Елена Логунова

– Позови, если найдешь что‑то интересное.

Я открыла шкаф и стала одну за другой вынимать из него обувные коробки.

Верхняя оказалась пустой, а в остальных было исключительно штатное содержимое – ботинки, туфли, кеды, кроксы. Не новые и недорогие, но безупречно чистые, заботливо набитые чем‑то для сохранения формы и завернутые в бумагу. Я даже позавидовала: вот бы мне такой порядочек в обувнице!

Хранение обуви – это искусство, которое требует особых талантов, включая дар ясновидения. Неоднократно доказано: стоит только отправить на антресоли должным образом подготовленные к летней ссылке теплые сапоги, как установившаяся было прекрасная погода сменится на свою противоположность и внезапное похолодание заставит опять достать зимнюю обувь. А потом ее придется снова мыть, натирать кремом, набивать газетами, запихивать в коробку, а ту – прятать с глаз долой… Столько трудов! Я от них безответственно уклоняюсь. У меня ботинки на меху уходят на антресоли в разгар пляжного сезона, чтобы уж наверняка.

Пожалуй, надо брать пример с Олега.

– И вправду дивно аккуратный парень! – восхитилась я вслух. – Все у него в идеальном порядке!

– Что, наркотики рассортированы по цвету и форме таблеток? – выглянул из комнаты Кружкин.

– А они разного цвета и формы? – удивилась я.

– Конечно! Еще и такие затейливые бывают – например, в виде головы Линкольна, – кивнул он.

– Почему именно Линкольна? – не поняла я. – Потому что он покупал кокаин?

– А он употреблял? – заинтересовался Василий.

– Если верить Гарри Пратту – это американский историк, автор книги «Личные финансы Авраама Линкольна», – сохранились квитанции из аптеки, в которой Линкольн покупал кокаин. Но вроде не для себя, а для жены, которая страдала бессонницей. И дело было еще в девятнадцатом веке, тогда производные коки считались лекарствами. – Я охотно поделилась информацией, которой никогда еще не находила применения. – А тут в коробках никаких наркотиков нет. Только обувь, в ней смятая бумага. – Я не поленилась вытащить скомканные листы А4, и все они оказались без записей, безупречной белизны. Воистину редкий чистюля наш Олег!

Но одно нарушение порядка я все‑таки обнаружила. Пластиковая карточка выпала из зажима на шнурке, и красная веревочка осталась болтаться на вешалке, а плотный прямоугольник завалился между обувными коробками.

Я его вытащила и рассмотрела.

Внешне находка не представляла собой ничего особенно интересного: просто кусочек белого пластика с аккуратно скругленными углами и узнаваемым логотипом пекарни. Похоже, ключ-карта для доступа в служебные помещения.

– Смотри, что я нашла! – позвала я Кружкина.

Он снова высунулся из комнаты – в руке смартфон, во взгляде пламень вдохновения. Я поняла, что художник взялся за создание альтернативной моей серии фотоснимков.

Ну-ну, посмотрим, что у него получится. Наверняка увидим заваленный горизонт, отсутствие фокуса и акценты на не имеющей значения ерунде вроде снятой слишком крупным планом мухи, особенно пучеглазой из-за вполне понятного удивления от такого к ней внимания.

– И что это? – Художник, весь в своем творческом порыве, без всякого интереса посмотрел на ключ-карту в моей руке.

– Это ниточка!

– А с виду карточка.

Кружкин безразлично отвернулся от моей находки и протопал в кухню. Видимо, в комнате все интересное он уже сфотографировал.