Книга Без кожи, страница 42 – Ирина Градова

Миша ассистировал ему сегодня на операции Градской, но тогда Мономах еще не знал того, что выяснилось буквально десять минут назад.

— Мы же договорились действовать вместе, — напомнил молодой хирург. — Я готов!

— С чего ты взял, что я…

— Владимир Всеволодович, давайте не будем! — перебил Михаил. — Я знаю, что вы любите действовать в одиночку, но это уже не раз приводило к неприятностям, так? Вас и задерживали, и в убийстве подозревали…^[6] Если с вами будет еще кто-то, то он, то бишь я, сможет стать свидетелем в случае чего.

— В случае чего? Я всего лишь собираюсь встретиться с девчонкой!

— А-а, значит, я все-таки прав! — победно сверкнул узкими глазами Пак.

Несмотря на эффект неожиданности, Мономах обрадовался компаньону: он и сам думал позвать с собой Михаила, однако в такое позднее время парень уже должен был быть либо дома, либо на пути туда.

— Поедем на моей машине, — бросил он отрывисто.

Пак возражать не стал и послушно последовал за начальством.

— Как вы узнали адрес? — поинтересовался он, когда они отъехали.

— Маша выяснила в больнице. Она пыталась застать эту Юлю дома, но та, похоже, от нее скрывается.

— Вам не кажется, что на это должна быть причина?

— Кажется. Даже если они с Костиком расстались, что тут, в конце концов, такого? И на похороны она не пришла, хотя знала дату и время: завотделением-то прислала венок!

— Либо она чувствует себя виноватой, либо знает что-то, о чем говорить не желает, — подытожил Михаил задумчиво, глядя в окно.

Мономах терпеть не мог два месяца в году — ноябрь и февраль. Он считал их самыми депрессивными, темными и промозглыми из всех. А еще, с чисто профессиональной точки зрения, именно в эти месяцы люди получают больше всего травм: в ноябре, когда снег еще не лежит, но лед местами все же есть, и в феврале, когда под грязным, пористым слоем тающего снега тут и там предательски скользкие места заставляют народ делать «олимпийскую растяжку», ломая кости.

Этот ноябрь выдался на удивление теплым и бесснежным, однако тьма за окном, окутывающая город после пяти часов вечера, по-прежнему угнетала, и, хотя улицы отлично освещены, Мономах постоянно испытывал какое-то смутное беспокойство и с нетерпением ожидал наступления конца декабря — не из-за Нового года, а потому, что именно тогда начинает прибавляться световой день.

— Я тут еще кое-что выяснил совершенно случайно, — нарушил затянувшееся молчание Мономах.

— О чем?

— Об онкологическом центре, где работал Костик.

— Что же?

— Помнишь пациентку Градскую?

— Ту, что сегодня оперировалась?

— Точно.

— И что с ней?

— У нее онкологический диагноз, и я говорил с ней в день, когда она поступила. Градская упомянула, что лечится амбулаторно, но раньше лежала в онкологической больнице. Во время разговора внезапно выяснилось, что никакого улучшения в ее состоянии после операции не наблюдалось и химиотерапия не помогала. Когда она обсуждала это с лечащим врачом, та не приняла ее опасения всерьез и сказала, что все в порядке и так и должно быть — типа, потом полегчает. Однако один ординатор посоветовал Градской либо сменить центр, либо перейти на амбулаторное лечение.

— О как!

— А я о чем?

— С чего бы какому-то ординатору… Погодите, вы считаете, это был Костя?!

— Во всяком случае, он работал там же, причем именно в том отделении, где лежала Градская.