Книга И про любовь тоже, страница 76 – Марина Болдова

Руднев даже притормозил от пришедшей в голову догадки. «Да, вполне даже версия!» Он припарковался у обочины и набрал номер Жаровой.

— Катерина Леонидовна, судмедэкспертиза по трупу Мунтян готова? Хорошо, я понял. Одну минуту, не отключайтесь. — Он обернулся к Макарской. — Кто из вас применил хлороформ — вы или Смоленко? — спросил он, включая громкую связь на телефоне.

— Матвей, — машинально ответила Иветта.

— Все слышали, Катерина Леонидовна? Да, я не сомневаюсь, что Макарской нет смысла покрывать убийцу. Я уверен, она даст признательные показания под протокол.

Допрос Смоленко вела Жарова: два уголовных дела объединили в одно производство, отдав следственному комитету. Руднев же находился в операторской, где на экране монитора допрос транслировался в режиме реального времени.

Семен смотрел на молодого, здорового физически, умного мужика и не мог понять, чего тому не хватало в жизни. Он уже знал размер зарплаты айтишника в холдинге Фандо — сто двадцать тысяч в месяц. Но ему известен был еще один факт — не так давно приобретенная новенькая «Киа-Оптима» Смоленко была им неделю назад продана. Теперь же тот передвигался на подержанной «Ауди» две тысячи десятого года выпуска. Похоже, у парня появились финансовые проблемы. Но как он собирался их решить нападением на брата и убийством девушки, Руднев предположить даже не брался.

Семен, передав Макарскую Жаровой, еще раз наведался в больницу к Никите, но тот по-прежнему твердил, что не верит, что его ударил Матвей. Руднев заговорил о Карине Мунтян, но и тут натолкнулся на глухую стену. Мать к парню так и не приехала, навещала Никиту только Вера Сергеевна.

Семен хорошо знал старшего следователя СК Жарову, сомнений, что та добьется от старшего Смоленко признательных показаний, не было. Катерина Леонидовна, наконец покончив с формальностями, задала первый вопрос по существу.

— Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

— Нет, не признаю.

— Расскажите, какие отношения связывают вас с пострадавшим Никитой Смоленко.

— Он мой родной брат по отцу.

— Когда вы узнали о существовании у вашего отца второй семьи в Новосибирске?

— Мне исполнилось одиннадцать. Отец в моей жизни был редким гостем, приезжая домой раз в год, как правило, на три летних месяца. Мать говорила, что он в длительных командировках, я верил. Однажды застал ее в слезах, она призналась, что у отца родился еще один сын.

— Какие чувства вы испытали?

— Любопытство. Мне очень захотелось увидеть его, трагедию матери я осознал позже, уже повзрослев и поняв, как сильно она любила мужа. В том году отец на лето не приезжал, но звонил часто. Мама, конечно, была обижена, но всегда повторяла, что он остается моим отцом, а родившийся брат — родным человеком. Увиделись мы с Никитой впервые, когда тот окончил первый класс и отец привез его к нам знакомиться. Мама у меня — святая женщина, я это понимаю. Она приняла брата со всем теплом и искренней любовью. Я тоже привязался к нему, роль старшего льстила, тем более что Никита, я видел, старался во всем мне подражать. Так повелось, что летние каникулы он проводил у нас, отец же задерживался на несколько дней и возвращался в Новосибирск.

— Вы знакомы с матерью Никиты?

— Нет, видел только на фотографиях. В Новосибирске не был ни разу — как-то не звали.