Книга Смерть и креативный директор, страница 34 – Рина Осинкина

Максим не зашел ни разу. Он и к матери заезжал нечасто. Со слов Насти, его автомобиль находится в ремонте, что-то с ним серьезное произошло, а ехать общественным транспортом – большие затраты по времени получаются, да и устает папка очень на работе. Жаль, что у бабушки однушка, втроем им там не поместиться.

Уже с утра Олеся начинала жить глупой надеждой столкнуться-пересечься с ним где-нибудь во дворе или у почтовых ящиков, или у лифта, но день за днем она уходила на работу, и возвращалась с работы, и не торопилась заходить в подъезд, а потом и в квартиру, а Макс все не появлялся. А когда встреча все-таки случалась, волновалась до красных щек и делалась косноязычной.

В конце августа Настя Коновалова перебралась домой – ей предстоял первый в ее жизни День знаний и первый звонок. Редкие встречи Олеси с ее отцом сошли на нет. Звягина обзывала себя рохлей и мямлей, не сумевшей никак заинтересовать мужчину, в которого по уши втрескалась.

«Может, оно и к лучшему, – думала она. – Как говорится, с глаз долой – из сердца вон».

В октябре издание «Пути и тропы» схлопнулось, сотрудников редакции распустили, Олеся начала выживать, зарабатывая на фрилансе. В марте ей посчастливилось пристроиться в «Радугу причуд» на хороший оклад и премиальные. Жизнь налаживалась. И все это время она помнила здоровенного мента – соседкиного сына, а глупая надежда не оставляла ее в покое.

В начале мая он объявился. Олеся увидела из окна, как он выбирается из темно-синей иномарки, и, выпустив с заднего сиденья подросшую за учебный год Настю, нажимает на клавишу брелока, ставя машину на сигнализацию.

Олеся похвалила себя, что удержалась и не выскочила его встречать на лестничную клетку. Правильно сделала: не прошло и получаса, как ей в дверь позвонили, и Настя с улыбкой до ушей переступила порог.

Они хохотали, обнимались, Олеся тормошила ее и спрашивала что-то про школу, учительницу и уроки, и оценки, а Настя хвастливо что-то отвечала, а потом Олеся спросила, а не затеять ли им выпечку крендельков с корицей, ведь это так здорово – вместе кулинарить, чтобы затем вместе пить чай с испеченными собственноручно крендельками, но Настя сказала, что она на минутку, что они с папкой заехали проведать бабушку, прежде чем отправиться в пансионат на берегу Московского моря, а путь неблизкий, так папка сказал.

«В пансионат? – спросила Олеся растерянно. – Вы уезжаете сразу? А потом? После пансионата?»

Глупый вопрос. Потом снова школа. Учебный год завершать.

А потом?

Каникулы!

В дверь снова позвонили, в проеме стоял Максим, нарядный, в недавно купленной, по всему видно, черной ветровке, новых до хруста ярко-синих джинсах, белой рубашке в тонкую черную полосочку. Он улыбнулся официально-приветливо, а взгляд опять был напряженный и слегка неуверенный. Но про взгляд Олеся могла и сочинить себе.

– Привет, Олеся, – сказал он, как ей показалось, стесненно. Добавил дежурный комплимент: – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо, коли не шутишь, – криво ухмыльнулась она. – Рада видеть вас обоих в полном здравии.

– Спасибо, коли не шутишь, – неоригинально ответил он, а дочке сказал: – Пошли, стрекоза. Нам пора.

– Счастливого пути! – опомнившись, выкрикнула Олеся вдогонку, когда они миновали пролет лестницы, не захотев дожидаться лифта.