Книга Белая колбаса любви, страница 107 – Янина Береснева

Время близилось к одиннадцати, но безудержное веселье продолжалось. Алексей принес с чердака магнитофон и кассеты, и мы дружно чокнулись самогоном под песню группы «Руки верх».

Дальнейшее я помнила с трудом, но, вроде бы, чокались мы еще много раз, пели песни, играли в карты на желание и даже устроили эстафету «Кто первый добежит до рюмки». После мы танцевали с Алексеем медленный танец, и я вовсю висела на нем. Не потому, что хотела соблазнить, а потому, что ноги меня уже совсем не держали. Мотя доедала остатки шашлыка со стола, а я пьяно хихикала. Последним моим осознанным воспоминанием было то, как Пелагея, Мотя и Толик танцевали ламбаду.

После этого мозг дал отбой, и наступила темнота.

Проснулась я от дикой жажды и невообразимой головной боли. Слившись воедино, эти два чувства полностью парализовали работу моего организма, так что я даже не смогла оторвать голову от подушки.

На расстоянии вытянутой руки я увидела утюг, которым вчера гладили платье Пелагеи. В нем плескалась вода, и я, не задумываясь, всю ее выхлебала, слегка приподняв голову и наклонив ее набок. После, кажется, я опять отключилась, а когда повторно открыла глаза и повернула голову в другую сторону, увидела на соседней подушке мирно посапывающего Алексея.

Тут же моя рука непроизвольно полезла под одеяло, и я поняла, что под ним я совершенно голая. Это открытие меня окончательно деморализовало. Я собрала силу воли в кулак и приподнялась на локте. Вся моя одежда была аккуратно сложена на кресле, в комнате царил порядок, и ничего не напоминало о вчерашнем моем сюда водворении.

Тут и Алексей сонно потянулся и открыл глаза.

— Доброе утро, — осторожно сказал он, потирая нос.

— Для кого как, — прошипела я змеей, натягивая одеяло до подбородка.

Это же надо, каков подлец. Воспользовался моей беспомощностью, соблазнил меня, а теперь лежит и улыбается, как ни в чем не бывало. Моей чести был нанесен непоправимый урон, и я с удовольствием бы побила посуду, но, за неимением оной под рукой, решила ограничиться истерикой.

— Как ты мог? — взвизгнула я, от чего в голове взорвались тысячи маленьких бомбочек.

— Если ты об этом, — тут он опустил глаза вниз и кивнул на одеяло, — то ничего…

— Конечно, для тебя это ничего, ты же умеешь договариваться со своей совестью, — кипятилась я. — И вообще, отвернись, я оденусь.

Тут у него зазвонил телефон на тумбочке, а я воспользовалась этим обстоятельством и быстро натянула на себя висевший на стуле халат.

Алексей коротко пообщался со звонившим, ограничившись односложными «да-нет», и повернулся в мою сторону.

— Мне надо отъехать, ненадолго, — поспешно добавил он. — У Ахметова есть какая-то информация по нашему дяде из Израиля. — А потом ты успокоишься, и мы поговорим.

— Да катись ты к чертовой матери, — рассвирепела я, зачем-то схватила его телефон и со всей силы шмякнула его об стенку. Все-таки тяга к скандалам заложена в самой женской сущности, и противиться ей в то утро было свыше моих сил. Алексей укоризненно глянул на меня, молча натянул джинсы, поднял остатки телефона и поспешно вышел.

* * *

Я лежала и сверлила взглядом потолок, пытаясь восстановить события вчерашнего вечера. Тут в дверь поскреблись, и я увидела взлохмаченную голову Пелагеи. Сразу же в комнату вошла и вся она целиком, с бутылкой воды в руках и выражением нашкодившего кота на челе.