Книга Белая колбаса любви, страница 124 – Янина Береснева

Я медленно шла вдоль дороги, стучала зубами и всматриваясь в недострой, окна которых зияли черными глазницами. Сейчас я очень жалела, что не взяла с собой фонарик. Где-то вдалеке завыла собака, а я почувствовала, как по спине прошел холодок. Конечно, отправляясь к Звереву, я предполагала, как смогу обезопасить себя и Пелагею, по крайней мере, на некоторое время, но все равно было страшно до одури.

Вся надежда на Толика и Алексея: скорее всего, за мною следили, так что о моих передвижениях им должно быть известно. Хотя, пока мы ехали с разговорчивыми соседями, я крутила головой во все стороны, но никакой слежки не заметила. Но на то она и слежка, чтобы быть незаметной.

Наконец-то справа показался какой-то дом с воротами. Подойдя ближе, я смогла убедиться, что они очень похоже на кованные. Хотя в этом вопросе я была не специалист. Я толкнула эти самые ажурные ворота от себя, и они вдруг со скрипом поддались. Осторожно шагнув во двор, я поспешно огляделась. Дом кирпичный, двухэтажный, почти достроенный. Все, как описал Зверев. Неуверенно прошла вперед, огибая дом слева, потому что увидела в конце участка какой-то вагончик, из которого исходил тусклый свет. Тут осмотр временно пришлось прекратить, потому что сзади кто-то больно стукнул меня по голове чем-то тяжелым. И я на время ушла в себя. Но обещала вернуться.

Когда я открыла глаза, первым, что я увидела, была привязанная ко стулу Пелагея. Рот ее был криво заклеен скотчем, а глаза по обыкновению судорожно вращались. Я заволновалась, как бы она совсем не сбрендила от этих переживаний. У нее и так с этим неважно, а тут такие испытания. Сделав попытку ободрить ее глазами или же сказать родственнице что-то успокаивающее, я поняла, что мои руки тоже связаны сзади за стулом, а рот заклеен.

Беглый осмотр местности привел меня к выводу, что мы находимся в том вагончике, который я могла лицезреть за минуту до того, как меня отоварили по башке. Свет в нем исходил только от небольшого портативного фонаря, который поставили на стол, поэтому рассмотреть что-то путное было крайне проблематично.

Внезапно кто-то подергал засов снаружи, щелкнул замок и дверь со скрипом открылась. Я вздрогнула, а в вагончик вошел рослый мужчина в спортивном костюме. Я запрыгала на стуле, привлекая к себе внимание. Он подошел, наклонился, чтобы отодрать скотч, и в свете фонаря я с удивлением узнала в нем израильского поклонника Ларисы. «Он что, сообщник Зверева? Вот гад, права была Лариса. А еще волосы красит, благородной седины ему захотелось. Благородством тут и не пахнет…».

Все эти мысли пронеслись в моей голове, пока он больно дергал за скотч, а еще я подумала, что сэкономлю на эпиляции верхней губы. Наверное, только это и помогло мне не заорать дурниной от резкой боли.

— Очухалась? Ну, привет, киса! Вот мы и встретились, — изрек израильский дядя голосом Зверева, и тут в моей голове все стало на свои места. Возможно, это удар так подействовал, но пазл, наконец, сложился и я, храбрясь, ответила:

— Привет, Зверек! Ты не зря к стоматологу ходил, человека всегда легко узнать по улыбке. Ты можешь себе рожу хоть пять раз перекроить, улыбка у тебя до того пакостная, что прям с души воротит.

— Ты бы о своей улыбке подумала, а то в гроб без зубов положат. Прикинь, как красоту испортит, — обиделся он.