Книга Волошский укроп, страница 23 – Стасс Бабицкий

Окинув мысленным взором нарисованную картину с огромной, уходящей в облака, пирамидой, Митя вдруг почувствовал, как разум кольнула тревожная идея. А если кто-то умудрится всех крестьян и рабочих разом с колен поднять? Тогда ни полиция, ни армия, ни охранное отделение, — всеми силами объединяясь, и то не сумеют удержать империю. Рухнет карточный домик в одночасье…

Мармеладов же всю дорогу до кареты рассуждал о другом. Возбужденное состояние чуть притихло, однако же, никуда не ушло. Обдумывая ситуацию с точки зрения похитителя, он бормотал:

— Срочный вызов… Лекарство от кашля… Слюна Цербера…

Картинка сложилась и у самой кареты сыщик заторопился.

— Смертью Мисимова все не кончится, господа, — говорил он, стараясь не показать своего волнения, но на побледневшем лице читалась тревога. — Я почти убежден, что шпион решил убрать лишних свидетелей, то есть своих соучастников. Прямо сейчас доктор посещает их по очереди и заставляет выпить яду. Силой или хитростью. На его месте я бы поступил именно так. И если мы хотим помешать убийце, надо срочно ехать по ближайшему адресу. Возможно, удастся перехватить.

— Ох, только бы успеть! — пробормотал Митя.

Ему было искренне жаль гувернантку и купчиху, которых наверняка втянули в эту гнусную историю против желания, шантажом или угрозами. Не хотелось верить в то, что женщины могли по своей воле участвовать в похищении невинного ребенка. Хотя за последний год, пережив несколько приключений в компании Мармеладова, он узнал так много нового о преступных наклонностях людей обоего пола, что уже ничему бы не удивился.

— Да-да, мы должны успеть! — с жаром подхватил Ершов, правда, его мотивы были иного характера, — Нам нужен хотя бы один живой свидетель. А лучше двое. Для допроса с пристрастием.

— Разве просто спасти их от смерти не важнее? — спросил почтмейстер, багровея от гнева. — Погодите, Платон, вы ведь еще совсем молоды. Когда же вы успели так загрубеть душой? Неужели вам не жалко этих людей?

— Людей? — презрительно хмыкнул кавалергард. — Если прав г-н Мармеладов и все они — предатели, сообщники врага империи, то для меня это уже больше не люди. Мне плевать, сколько еще погибнет участников этой чертовой банды, лишь бы прежде успеть выбить из них сведения о турецком шпионе и сорвать его планы.

Гувернантка Аксенова проживала в усадебном доме Стрешневых на Большой Дмитровке, снимала две комнаты в бельэтаже. Скромно обставленные, без всякого изящества, которое можно было предположить, встретив эту даму на улице — столь изысканны были ее манеры, прическа и платье. Кондуктор Фуфырев, так навязчиво и бесцеремонно добивавшийся утром приглашения в гости, был бы крайне удивлен видом этих дешевых ковров, заштопанных в нескольких местах. А дурная мебель, начинавшая скрипеть от первого же прикосновения, пожалуй, вызвала бы у него состояние близкое к обмороку, настолько сильно все это не увязывалось в голове с парадным обликом неприступной красавицы.

Мармеладов же всего этого не замечал. Он видел лишь искаженное судорогой лицо женщины, скорчившейся на потертой оттоманке у окна. Гримаса боли и кровь, стекавшая с посиневших губ, не оставляли сомнений.

— Отравление. Скорее всего, аконитом. А вот и доказательство, — сыщик поднял закатившийся под занавеску стакан, на удивление целый. В нем еще оставалось несколько капель золотистой жидкости и какие-то мелкие семена, прилипшие к стеклу. — Выпила почти все, но почувствовала резь и жжение в желудке. Стало быть, присела вот здесь, среди подушек. Потом ее скрутило от боли, прилегла. Рука разжалась, стакан выпал. Тут и смерть настала. Какая ирония судьбы — умерла на оттоманском диване от руки оттоманского шпиона.