Онлайн книга «Гремучий студень»
|
Он ходил по комнате. Здесь было чуть больше места, чем в каморке привратника, но сыщик все равно отсчитывал ровно три шага. Поворот, и еще три. Поворот. Бомбист следил за ним глазами, как за маятником огромных часов. Мармеладов остановился, пройдя еще одну логическую цепь до самого конца. — Разумеется! — сказал он, щелкнув пальцами. — Вы, Степан, держали барышню! Чтобы глупостей не натворила. Огонек покраснел, оправдывая конспиративное прозвище, и уставился в пол. На сей раз, он прятал глаза от стыда. — Да, да! И как я сразу не догадался! Вы пришли в банду ради Клавдии, сами говорили. Но у нее был другой возлюбленный — Тихоня. Поэтому он и умирать не спешил? — Женаты они были, — пробормотал бомбист, скривившись, словно от зубной боли. — Это дико злило Фрола. Он говорил, что нужно разрушить все формы лишения свободы, в том числе и такой пережиток, как замужество. Ведь Домострой лишает женщин права распоряжаться собой и быть полноценной личностью. А Лавр спорил, что… — Лавр? — сыщик схватил бомбиста за воротник, как это прежде проделывал Порох. — Отвечайте немедленно: кто такой Лавр? — Тихоня… Он же Лавр и есть, — Степка сжался, ожидая удара по лицу. — Лавр Тихвинцев. Не знали этого? — Не знал, — Мармеладов разжал пальцы и надолго задумался. — Не банда, а сплошные романтики, — шептал он. — Влюбленные разбойники. Просто мечта поэта Шиллера. Ревность, буря и натиск… И тут, словно вспомнив про арестованного, он спросил: — Так может Бойчук хотел Тихоню устранить, чтобы самому с Клавдией пожениться? — Нет, нет, он не такой! — пылко запротестовал Огонек. — Фрол всегда говорил, что видит в Клавдии символ, как на живописях этого француза… Про баррикады. Даже называл ее на парижский манер — Клодетта. А она оскорблялась, потому что Свобода намалевана с голой грудью… — Символ, стало быть? Там еще куча убитых, — сыщик вспомнил картину, — а рядом с девушкой бегут мальчонка, рабочий и буржуа в цилиндре. В цилиндре… Мармеладов сорвался с места, изрядно напугав юного бомбиста, а потом и жандармов за дверью. — А-а-а с арестованным что прикажете делать? — закричал ему вслед унтер-офицер. Но тот не остановился, понесся вниз по лестнице. Задержался, чтобы справиться у караульного внизу — куда уехал обедать Порох, — и поспешил дальше, в надежде перехватить полковника. Поскальзываясь на обледеневшем тротуаре и натыкаясь на ворчливых прохожих, Мармеладов разглядывал вывески в поисках нужного трактира. Толкнул тяжелую дверь, из которой пахнуло свежими щами и пригорелой кашей. Илья Петрович, плотно отобедавший, пил чай с баранками. Он пребывал в чрезвычайно благодушном настроении и размышлял о приятных вещах, далеких от бомб, Бойчука и красного террора. И тут на пороге возник Мармеладов: бледный, взволнованный… «Прямо как тогда», подумалось полковнику. «Вот сейчас подойдет к столу, сядет и начнет со мной в гляделки играть. Я протяну стакан воды, а он оттолкнет и заявит: «Это я убил…» Порох сморгнул, наваждение исчезло. Между тем, Мармеладов действительно подошел к столу. Сел, не спуская глаз с лица весьма неприятно удивленного Ильи Петровича. Тихо, с расстановками, приговорил: — Жизнь императора все еще под угрозой. Вы ошиблись, заправляет у бомбистов вовсе не Бойчук, а другой головорез. И он по-прежнему на свободе. |