Книга Гремучий студень, страница 113 – Стасс Бабицкий

— Отдайте деньги, Мармеладов, — свободной рукой Тихоня схватил сыщика за плечо, потряс, выводя из задумчивости. — Да, да, вы все угадали. Отдайте деньги, и я поспешу к Клавдии…

— Поспешите? Да вы уже опоздали, — в голосе сыщика не было и намека на сострадание. — Начиная свое представление, вы думали, что следствие будет вестись неспешно, с ленцой, как обычно. Но, на вашу беду, ограблением заинтересовался полковник Порох. Этот следователь настолько горяч и взрывоопасен, что в рамки обычного расчета не укладывается…

— Опоздал? Что… Что это значит? — бомбист побледнел, это было заметно даже в свете тускнеющего фонаря, в котором постепенно кончалось масло.

— Порох за столь короткий срок провернул то, на что у любого другого следователя ушел бы месяц, а то и два. Он отыскал тайное логово бомбистов в Хапиловке и сегодня на рассвете взял его штурмом.

— Клавдия…

— Мертва.

Тихвинцев завыл, страшно и горько. Упал на колени, стал царапать камни и биться головой о клумбу, не замечая боли, а может быть, наоборот, желая причинить себе как можно больше боли. Тут он заметил револьвер, выпавший из рук, и поднял на Мармеладова дикий взгляд, в котором уже почти не осталось человеческого.

— Вы спросили, за что Столетов так ненавидел императора? За то, что Алексашка отнял у него все — крестьян, деньги, имение. К тому же отец лишился надежды на лучшее будущее. Ничего страшнее этого быть не может, — Тихоня зачерпнул пригоршню грязного снега, утер лицо и встал во весь рост. — По той же причине я сейчас ненавижу вас.

Фонарь, в котором окончательно выгорело масло, погас, мигнув напоследок язычком пламени.

И в тот же миг грянул выстрел.

Порох взбежал по лестнице, обгоняя Митю и жандармов, и первым оказался на смотровой площадке.

— Стой! Не сме-е-ей! — орал полковник, на ходу выхватывая свой револьвер.

Он опоздал всего на долю секунды. Пуля, выпущенная во мраке, с отвратительно-влажным чмоканьем ввинтилась в живую плоть, тут же эту жизнь и отнимая. Послышался звук рухнувшего тела и быстрые шаги по влажному снегу.

Полковник, не задумываясь, выстрелил вслед убегающему человеку. Бежит — значит, признал свою вину. Виноват — значит, заслуживает наказания! Он выпустил три пули, одну за другой.

— Попал! — закричал Порох, прислушиваясь к хриплым проклятиям. — Клянусь честью, попал!

Три спички чиркнули почти одновременно, оранжевые огоньки приплясывали на ветру, разгоняя мрак. К ним навстречу шагнул человек, не сразу узнаваемый в неверных сполохах.

— Братец, ты жив? Не ранен ли? — Митя обнял приятеля, ощупывая его плечи и голову — нет ли крови.

— Опасную игру затеяли, Родион Романович! — следователь оглядывался по сторонам, не спеша спрятать револьвер. — Ведь бомбист этот, как ни крути, безжалостный убийца…

— Ошибаетесь, г-н полковник! Вы намедни сказали, что заговорщики против царя разделяют мою прежнюю идейку о преступлении… И были категорически не правы. В этой банде не убийцы собрались, а младший класс церковно-приходской школы! Один за любовь, другой из ревности, третий мстить пытался… Единственная опасность, которая мне грозила — замерзнуть и слечь в горячке. Ночи-то уже холодные.

Жандарм зажег фонарь, который принес собой. В круге света они разглядели раненого, ползущего к дубам.

— А я все же думаю, что это был неоправданный риск. Если бы я поднялся по этой лестнице минутой позже, вас бы уже не было в живых! Пристрелил бы вас… Тихоня.