Книга Аки лев рыкающий, страница 36 – Стасс Бабицкий

— То есть, по-вашему, шантажист необходим в обществе, как щука в реке, — уточнил я. — Чтобы караси не дремали. Так?

— Не совсем. Осип — не хищник, нет. Он паразит. В кого-то вцепится клещом, у других зудит над ухом, как комар. Кровь сосет, но до смерти не убивает. А теперь примерьте-ка на себя, Жорж. Зная, что где-то рядом бродит такой вот мерзавец, ведущий учет всем вашим непотребствам, станете ли вы вести себя осмотрительнее? Безусловно, станете. И это убережет вас от новых грехов и ошибок, — г-н Щербатов назидательно поднял палец. — Многие думают, что совестью общества являются мудрые старцы, вроде Льва Николаевича. Они — светочи, указывающие праведный путь. За ними все мы, заблудшие нечестивцы, тянуться должны. Но на деле что выходит? Не хватает у большинства наших сограждан терпения жить как граф Толстой. Не хватает духовной стойкости перебороть все искушения. Для большинства людей куда полезнее иная совесть, которую олицетворяют фельетонист Зденежный и ему подобные. Эта совесть стыдит за гнусные поступки, грызет, терзает и бьет пребольно всех, кто с пути праведного свернул. Совесть злобная, ехидная и беспощадная. Но, поверьте, куда более действенная.

— Князь, неужто вы оправдываете пакостные деяния Осипа? — недоуменно переспросил я. — Все это перетряхивание грязного белья и последующие вымогательства?

— Боже упаси! Я просто хотел подчеркнуть, что людям с безупречным renommée шантажисты не страшны. А значит, надо искать убийцу среди тех, у кого репутация изрядно подмочена.

Я подумал, что все как раз наоборот. Именно люди с безупречной репутацией патологически боятся дурной славы, а следовательно готовы удавить любого, кто найдет скелеты в их подземельях. На что угодно пойдут, лишь бы постыдные факты не стали всеобщим достоянием. Но вслух ничего не сказал. Вряд ли князю интересно мое мнение. Да и перебивать его рассуждения было бы вопиющей бестактностью.

— Взять хоть давешнего фабриканта. Глушаков — раб страстей. Прожигатель жизни. Его душа постоянно требует азарта, потому он и рискует капиталами в сомнительных сделках или участвует в автомобильных гонках. А кутежи с актрисами? Болезненные страсти, роковые! И вот до чего они довели. Решился на убийство. Увидел зудящего комара-кровопийцу, и прихлопнул в один миг.

— А ведь верно, ваша светлость! У Глушкова не возникло сомнений, что велосипедиста погубил именно он. Каяться поехал, — тут меня осенила внезапная догадка. — Вот почему Мармеладов не позволил мне назвать фабриканту точную причину смерти Осипа.

— Разумеется. Мы как раз это обсуждали по дороге до Клина. Наш сыщик уверен… Ох, светлая голова! — Николай Сергеевич одобрительно поцокал языком. — Уверен в том, что и остальные преступники — те, кто резал, стрелял или бил по затылку, — считают себя убийцами. Оттого и удирают на всех парах. Если бы у кого-то из них закралось малейшее подозрение, что Осип выжил, тот вернулся бы добить подлеца. Иначе этот человек попадал в еще большую зависимость, понимаете? Шантажист грозил бы разоблачением уже не развратных тайн, а кровавого злодейства. И тряс бы с несостоявшегося душегуба уже не сотни, а тысячи рублей.

— Да, это весьма тонкое наблюдение, — пробормотал я, теряясь в догадках, как г-ну Мармеладову удается так ловко угадывать мысли злодеев. — Но все же один момент остался непроясненным. Допустим, некий гонщик ударил фельетониста ножом, а следующий в него выстрелил. Почему же тот, кто ехал вторым, не разглядел, что Осип весь в крови?