Книга Все началось с развода, страница 52 – Анна Томченко

Когда сообщение улетело на почту; я тяжело вздохнула и закрылась на все замки которые были.

Медленно прошла через затоптанный зал.

Отодвинула тюль и посмотрела на террасные двери. Вытащила ключи с полки.

Мне мало было просто замков, пусть ещё и на ключ будет все закрыто.

Оглядывая всю разруху, которая была в доме, мне аж становилось плохо. А поднявшись наверх, мне совсем стало дурно.

Спальня.

Чертова спальня.

Вместо того чтобы зайти в неё, я потянула дверь на себя и захлопнула, отрезая себя от воспоминаний. Медленно прошла в гостевую. Откинула плед с края кровати, села, а потом поняла, что не усну, и вернулась на этаж, зашла в общую ванную, включила воду — кипяток, натирала себя до красноты, до жжения, до содранной кожи.

Какой же он дурак, какой же он козёл, как он мог.

Я не представляла, как он мог, что это у него было, помутнение или что…

Он же как будто бы не помнил, но если он поверил мне по поводу изнасилования, значит, он реально не помнил.

Как таких идиотов свет носит?

Господи, как я с таким идиотом столько лет жила.

Да не сахар там характер и не мед.

А перец кайенский вперемежку с грузинской аджикой.

Самодур. С нотами нарциссизма.

Он даже уйти по-человечески не мой.

У меня есть там любимая женщина, а ты любовница.

Так хер ли сейчас ездит, ворота выносит женщине, которую он не любит?

А любви там не было, было чувство собственничества, хотелось, чтобы старая ненужная жена сидела и подыхала в запертом поместье, а он бы такой приезжал, как свет в оконце, и она бы на все соглашалась, только бы снова ощутить вкус жизни.

А старая ненужная жена оказалась вдруг не старой и очень сильно нужной.

Детям, общественности, мужчинам.

Я вышла из ванной, посмотрела косо на часы — начало девятого. Содрогнулась, понимая, что пойдёт день наперекосяк.

Вытащила мобильник.

Отключила.

Ложась в постель, я уже знала, что, как раньше теперь не будет, не может, а по-новому.

А по-новому я придумаю, как сделать обязательно.

Ведь не зря я целые полгода вытравливала его у себя из сердца.

34.

Зина приехала накануне полудня, когда я, промучившись несколько часов то ли сном, то ли бредом все же встала и стала потихоньку убираться на первом этаже.

Совсем не видела, что Альберт снёс с маленького преддверного столика вазочку с записками для гостей. Милые, ничего не значащие конвертики, в которых лежало по леденцу. У вазы раскололся бок. А записки лежали ровным слоем у подножья столика.

— Это что здесь? Это что? — Заикаясь, произнесла Зина, заходя в дом.

На улице работали двое мужчин, они привезли сайдинг и пытались в старый каркас запихать новое железо.

Я смотрела на это с долей скептицизма, а счёт приложила к письму, которое отправила электронкой Альберту, пусть оплачивает.

— Это отец. — Произнесла я, вытаскивая швабру из ведра. Прошлась по второму кругу в изножье лестницы и подняла глаза на дочь

— Мама, что произошло? — Вздохнула Зина, прикладывая ладонь к губам.

— Ничего особенного, отец приехал ночью. Вынес ворота, вынес дверь.

Изнасиловал меня, я его ударила, он отключился, и сейчас он в больнице.

Зина взмахнула рукой, ища где-нибудь поблизости стул, но промахнулась мимо маленькой газетки. И чуть не загремела на пол.

Я не собиралась ничего скрывать.

Если Альберт считал, что мне у меня язык не повернётся сказать всю правду, то он глубоко ошибался.