Книга Измена в прошлом, страница 46 – Марта Макова

— Он умер! Погиб в Африке! — сорвалась я на крик, выплёскивая свою боль в когда-то родное и любимое лицо. — Погиб, понимаешь ты? Его больше нет!

Закрыла глаза, в очередной раз умирая вместе с сыном, и прошептала:

— Мальчик мой. Погиб…

Я умерла не той ночью во сне. Я умерла за три месяца до этого. Спокойным, ничего не предвещающем вечером.

Как обычно, вернулась домой, припарковала свою старенькую Део Нексия на привычном месте у подъезда, поднялась в квартиру и уже раскладывала в холодильнике купленные по пути домой продукты, когда раздался тревожный звонок в дверь. Я никого не ждала.

Говорят, материнское сердце чувствует беду. Я ничего подобного не испытывала. В этот день всё было как обычно. Рутина на работе, очередь на кассе в супермаркете после трудового дня, вечерние пробки на дороге, мысли, что приготовить на ужин. Самый обычный вечер.

Я всё поняла, как только открыв дверь, увидела лицо лучшего Серёжиного друга Олега Першнева. Кто-то был с ним ещё, какие-то мужчины. Они говорили и говорили мне что-то скорбными и торжественными голосами, а мы с Олежкой смотрели друг на друга, и в его глазах я видела дикую боль и горькую правду.

Именно в этот момент я умерла. Перестала существовать. Исчезла из жизни.

Долгие три месяца, пока ждали, когда нам вернут тело Сергея, когда появится возможность вывезти его в Россию и захоронить, я ещё дышала, ходила, обивала с Олегом пороги инстанций, кажется, что-то ела, пила, говорила. Но уже не жила.

Похороны тоже почти не запомнились. Только серый, мелкий, бесконечный дождь. Мокрые цветы, мокрые венки, ручейки дождя на гладкой поверхности закрытого гроба. Холодное, скользкое дерево креста, за который я цеплялась. И как прозрачные, хрустальные слёзы, капли на фотографии сына.

Мне больше незачем было жить.

— Умер. — беззвучно, одними губами повторил за мной Пашка. Его лицо застыло мёртвой гипсовой маской. Зрачки заполнили всю радужку и казались чёрными провалами. Глубокой трещиной между бровей пролегла морщина. Паша моргнул, скривил губы.

— Юля, Юленька. — потянулся ко мне, обнял, задышал рвано мне в волосы. — Девочка моя. Как же ты одна пережила это?

"А я и не пережила" хотелось ответить ему, но слова комом стояли в горле.

Пашка судорожно вздрагивал, прижимая меня к себе и я чувствовала горячую влагу на своих волосах. Да, Паша, плач. Не только мне одной в этом мире оплакивать нашего сына. Хочу, чтобы ты испытал хотя бы десятую долю той боли, в которой я уже давно существую и в этой, и в прошлой жизни. Почувствуй боль вместе со мной. Кроме тебя мне не с кем ею поделиться.

— Ты не одна, Юль. — лёгкими, невесомыми поцелуями Пашка собирал солёную влагу с моих щёк. — Больше не одна. Я буду рядом. Всегда. Даже если прогонишь, не уйду. Всё будет хорошо. Вместе у нас обязательно получится всё исправить.

Я что, проговорила всё это вслух? Откуда Пашка всё понял про моё одиночество?

— Я с тобой, родная. — прижимал и чуть покачивал меня как ребёнка Паша. — Я люблю тебя и всегда буду рядом. Ничего не бойся.

Мы так и сидели на разворошённой кровати, тесно прижавшись, ища поддержку и живое тепло друг в друге.

После слёз и услышанных слов я вдруг испытала облегчение. Больше я не одинока. Есть кто-то, кто готов разделить со мной этот неподъёмный груз.