Книга Дело покойника Свина, страница 37 – Марджери Аллингем

А так мы вместе пошли наверх по лабиринту коридоров и неожиданных лестниц, пока не добрались до комнатки в мансарде на противоположной стороне дома от чулана, рядом с которым стояла ваза.

Увидев Флосси, я сразу понял, что Поппи права. Ее похудевшее, желтое личико было трогательно апатичным. Кингстон начал задавать ей вопросы. Не слышала ли она чего-нибудь? Не выходила ли на минутку из комнаты? Не случалось ли вчера чего-нибудь необычного? Она на все отвечала «нет, сэр» с усталой терпеливостью тяжелобольного человека.

Мы вышли и направились еще раз взглянуть на кладовую. Там ничего не изменилось со времени моего прошлого визита, Кингстон вел себя, ну, прямо, как эксперт. Очевидно, он сам себе нравился в новой роли.

— А здесь вот царапина, — сказал он, показывая на бороздку, которую я заметил еще раньше. — Она вам что-нибудь говорит, Кемпион? Выглядит довольно свежей, правда? Может, надо попробовать снять отпечатки пальцев?

Я грустно посмотрел на толстую штукатурку и увел его прочь.

В конце концов, мы от него все-таки избавились. Он предложил подвезти меня к полицейскому участку, но я поблагодарил его и объяснил, что за мной заедет Лео. Случайно взглянув при этом на Поппи, я заметил, что на ее щеках появился румянец.

Мы стояли с ней вместе у окна и смотрели, как машина Кингстона исчезает за поворотом.

— Скучает он, — вздохнула Поппи. — Все они здесь скучают, милые мои защитники. Он — хороший парень и вовсе не обожает убийства, но теперь у него хоть есть о чем говорить, когда он приходит к своим пациентам. Ужасно, должно быть, каждый день встречаться с людьми, которым нечего сказать, как ты думаешь?

— Пожалуй, — ответил я неуверенно, — пожалуй. Так что же вы хотели мне сказать?

Она ответила не сразу, вновь покраснела и стала похожей на большого провинившегося ребенка, от которого хотят, чтобы он в чем-то сознался.

— Я вчера немного повздорила с Лео, — выдавила она наконец. — Не то чтобы это меня очень трогало, нет, хотя человек должен уметь ладить со своими клиентами и… друзьями. Я понимаю, что он на меня сердится. Я наврала ему и очень глупо, а потом мне уже не хотелось все объяснять. Так ведь бывает. Она замолчала и посмотрела на меня.

— Еще бы, — ответил я весело.

— Самое глупое, что по сути дела все это не имеет ни малейшего значения, — продолжала она. — Здесь все такие страшные снобы, Альберт.

Я не очень понимал, о чем она говорит, и прямо спросил, в чем дело.

— В этом самом Хейхоу, если хочешь знать, — взорвалась она. — Конечно, это самый настоящий сукин сын, Альберт, но все-таки он — человек и хочет жить, как и каждый, верно?

— Минуточку, — сказал я. — Расскажите обо всем по порядку. Этот Хейхоу — ваш друг?

— Да нет, никакой не друг! — Она была явно задета таким предположением. — Но на прошлой неделе он попросил у меня помощи.

Меня осенило.

— Хотел от вас денег?

— Что ты! — Она была шокирована. — Конечно, с деньгами у него, бедняги, было плохо. Он рассказал мне, как до этого дошло, и я заняла ему пару фунтов — это да, но чтобы он хотел от меня денег, этого нельзя сказать. Видишь ли, Берти, все было так: он пришел ко мне дня через два после того, как здесь поселился этот несчастный Гаррис. Я уже начала как раз подозревать, что он за птица, когда этот старик явился, попросил разрешения поговорить со мной наедине и все рассказал. Гаррис был его племянником, понимаешь, и какими-то штучками — я уж толком не помню, как там у них было — оставил старика без гроша. Вот прохвост! Этот Хейхоу хотел встретиться с ним с глазу на глаз и потребовать свои деньги обратно, а я должна была ему в этом помочь. Я пустила его в комнату Гарриса…