Книга Фейк, страница 48 – Нана Рай

Злата не завтракала. В спальне ее тоже не оказалось. И хотя на работу уехал один Арсений, а остальные еще были дома, Галине было как никогда одиноко.

– Злата? – снова зовет она, стоя посреди неубранной спальни сестры.

На кровати разбросаны пестрые платья Златы. Даже зеркало на ножках в позолоченной раме увешано блузками. Ажурный трельяж вновь завален косметикой, несмотря на то, что на днях Злата наводила на нем порядок. И духи. Галина принюхивается. В комнате еще пахнет сладкой ванилью, а значит, Злата совсем недавно была здесь.

Из-под груды одежды на постели торчит край листа, и Галя осторожно вытягивает его на свет. Лист буквально растерзан ручкой. Каждая строка исписана заковыристым почерком Златы, затем перечеркнута множество раз.

Тоскую, тоскую… сжимаюсь, бушую… и сердце рвется на куски…

Злата никогда не претендовала на звание поэтессы и сочиняла стихи для души или чтобы позлить родных вечными декламациями. Но на этой странице проскальзывают фразы, которые заставляют Галю до боли прикусывать нижнюю губу. Фразы, которые понятны только их семье.

Лист вылетает из пальцев Галины, и она выбегает из спальни. Прямо по коридору, к запертой двери.

Перед комнатой отца невольно замирает, прежде чем войти. Да. Злата здесь. Она сидит на широкой кровати в свете старой тусклой лампочки, выглядывающей из-под желтого абажура с бахромой. В спальне холодно, потому что разбитое окно, хоть и заколочено досками, все равно пропускает морозный воздух.

– Злата… – Галина подходит ближе и садится рядом с ней, но она никак не реагирует.

Сестра кутается в колючий плед отца, головой прислонившись к деревянной стене. В этой комнате еще витает его запах. Запах табака и… папы.

– Он всегда любил ее больше, чем нас, – наконец произносит Злата, и голос звучит с надрывом, слезы грозятся прорваться, но невидимая стена их сдерживает. Пока что.

– Ну что ты…

– Да. Ты знаешь это. Просто у тебя характер другой. Ты, как дурочка, любишь всех и вся. А я вот не могла смириться. – Она всхлипывает.

Кончик носа красный то ли от холода, то ли от слез. Высветленные волосы заплетены в кривую косу, а без привычных колец и сережек Злата выглядит практически голой.

– Всю жизнь бунтовала, пыталась привлечь его внимание. Но бесполезно… – Снова горький шепот. – Знаешь, иногда мне казалось, что папа винит нас в смерти мамы. Что из-за того, что нас было трое, она не перенесла роды. Если бы родились не ты, я и Святослава, а один ребенок, мама осталась бы жива. Да, именно так он и думал.

– Не глупи. – Галина сжимает ее руку, холодную и безвольную. – Это была врачебная ошибка.

– Со слов папы. Да. А правды мы не знаем. Он же не мог нам сказать, что это мы виновны в смерти мамы. Даже наш отец не был настолько жесток.

– В тебе говорят печаль и обида на меня.

Злата фыркает и впервые смотрит на Галю:

– Перестань. Я не позволю этой сучке встать между нами.

– А вчера ты призналась ей в любви. – Галина неуклюже шутит, но чувствует себя как человек, впервые вставший на коньки.

– Я была в состоянии аффекта из-за случившегося, – отмахивается она. – Но, конечно, сюрприз был неприятный. Не думала, что между нами есть секреты.

– Их и нет. Больше нет.

Она обхватывает руки Златы и крепко стискивает, словно пытается наладить надорванную связь.