
Онлайн книга «Занавес памяти»
– Значит, дом бакенщика-деда – место убийства вашего отца. – Катя решила не вестись на фразы Симуры про «уборную». В тот миг ей все представлялось юношеским стебом. – Что с ним стало в дальнейшем? Он сломан, продан? – Он мой. Его отец тоже на меня записал. Но я туда не ездил с тех пор. Я не представляю его нынешнее состояние. Внутри имелась большая теплая печь. Обогреватели еще раньше папа привез. И холодильник купил маленький новый для прикормки и червяков в банках. Дом славный: голубой, с резными наличниками, настоящий деревенский, в три окошка. И вишневый сад вокруг. Забор покосившийся… Внезапно у Симуры зазвонил мобильный. Он глянул на экран, встал и отошел. – Я немножко занят, но скоро освобожусь. И к тебе сразу, – донеслись до них его негромкие фразы. Тон Бродяги Кэнсина изменился: нежность и радость сквозили в нем. – Быстро домчу. Купить по дороге… Ага… конечно… И я очень скучаю… Личный, трепетный разговор с кем-то близким, дорогим. Звон стекла… Арсений Блистанов, неловко повернувшись, задел локтем стакан с недопитым смузи Симуры, и тот опрокинулся, покатился по столу, грохнулся на каменную плитку ресторанной дорожки. Вдребезги. Полосатик-Блистанов побагровел. – Бывает, Сеня, – обратился к нему Гектор. – Официант уберет. Ты сам только не поранься об осколки. Симура вернулся, дав отбой. – Извините. Срочный важный вызов. – Сколько же вы были в доме бакенщика в том июле? – задала Катя новый вопрос. – Дня четыре. Или три. – Рыбачили на Оке? – Мы плыли на надувной лодке. Рано утром. Заря еще занималась. Или нет… темно было, ночь. – Симура нахмурился. – Отец греб, а я сидел на корме. Держал брезент. – Брезент? – переспросил Гектор. – Зачем он вам потребовался на рыбалке? Палатку ставить? – Сеть, наверное, в него завернули и удочки отца. Мы приплыли в замечательное место. Берег и лес густой. Мы рыбачили. Поймали сома, щуку и лещей. – Вы разбираетесь в рыбе, – заметила Катя. – Я, например, не отличу леща от окуня. Щуку, конечно, знаю… А сомы в Оке тоже водятся? – Мы поймали в том месте большого сома. Я помню. Это его я вез завернутым в брезент, не удочки. – Уже на обратном пути в дом деда, когда возвращались с уловом? – ввернул Гектор. Катя отметила: он слушает парня тоже очень внимательно. И крайне серьезно. – Наверное. У меня в голове все смешалось, – ответил ему спокойно Симура. – Но я отлично помню голубой дом с резными наличниками, скворечник-туалет и… сома в брезенте. – Рыбалка эта произошла в день убийства? – Катя старалась не упустить важное, основное. Замутненное одиннадцатью годами забвения. – Наверное. – То есть? – удивилась Катя. – Да или нет? – Да. Но меня не было с отцом, когда на него напали, – тихо ответил Симура. – А где вы находились? – продолжала задавать вопросы Катя. – Я ушел гулять. И, наверное, заблудился в лесу. – А коса-литовка? – жестко бросил ему Гектор. – Я… ничего не знаю про косу. – А лом? – Катя подыграла мужу: маховик настоящего допроса начал раскручиваться. – Не помню никакого лома. Я помню лопату. Мотыгу. Под домом лежал инвентарь. От бабки покойной остался, она грядки копала в огороде. Грядки те уже давно заросли травой. А лопата ржавая под домом валялась. Я ее вытащил по просьбе отца. – Вы печь в доме топили? – поинтересовался Гектор уже иным тоном – нейтральным. |