Онлайн книга «Безумие памяти»
|
Что она меня любила, в этом я не мог сомневаться; и мне легко было понять, что в ее сердце любовь должна была царить не так, как царит заурядная страсть. Но только в смерти она показала вполне всю силу своего чувства. Долгие часы, держа мою руку в своей, она изливала предо мною полноту своего сердца, и эта преданность, более чем страстная, возрастала до обожания. Чем заслужил я блаженство слышать такие признания? Чем заслужил я проклятие, отнимавшее у меня мою возлюбленную в тот самый миг, когда она делала мне такие признания? Но я не в силах останавливаться на этом подробно. Я скажу только, что в этой любви, которой Лигейя отдалась больше, чем может отдаться женщина, в любви, которая, увы, была незаслуженной, дарованной совершенно недостойному, я увидал, наконец, источник ее пламенного и безумного сожаления о жизни, убегавшей теперь с такою быстротой. Именно это безумное желание, эту неутолимую жажду жить – только бы жить – я не в силах изобразить, не в силах найти для этого ни одного слова, способного быть красноречивым. В глубокую полночь, в ту ночь, когда она умерла, властным голосом подозвав меня к себе, она велела мне повторить стихи, которые сложились у нее в уме за несколько дней перед этим. Я повиновался ей. Вот они: Во тьме безутешной – блистающий праздник, Огнями волшебный театр озарен! Сидят серафимы в покровах и плачут, И каждый печалью глубокой смущен, Трепещут крылами и смотрят на сцену, Надежда и ужас проходят как сон, И звуки оркестра в тревоге вздыхают, Заоблачной музыки слышится стон. Имея подобие Господа Бога, Снуют скоморохи туда и сюда; Ничтожные куклы приходят, уходят, О чем-то бормочут, ворчат иногда, Над ними нависли огромные тени, Со сцены они не уйдут никуда, — И крыльями Кондора веют бесшумно, С тех крыльев незримо слетает Беда! Мишурные лица! Но знаешь, ты знаешь, Причудливой пьесе забвения нет! Безумцы за Призраком гонятся жадно, Но Призрак скользит, как блуждающий свет; Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться В исходную точку, в святилище бед; И много Безумия в драме ужасной, И Грех – в ней завязка, и Счастья в ней нет! Но что это там? Между гаэров пестрых Какая-то красная форма ползет Оттуда, где сцена окутана мраком! То червь, – скоморохам он гибель несет. Он корчится! Корчится! Гнусною пастью Испуганных гаэров алчно грызет, И ангелы стонут, и червь искаженный Багряную кровь ненасытно сосет. Потухло – потухло – померкло сиянье! Над каждой фигурой, дрожащей, немой, Как саван зловещий, крутится завеса, И падает вниз, как порыв грозовой. И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют, Они утверждают, объятые тьмой, Что эта трагедия Жизнью зовется, Что Червь-Победитель – той драмы герой! ![Иллюстрация к книге — Безумие памяти [i_011.webp]](img/book_covers/111/111790/i_011.webp "Иллюстрация к книге — Безумие памяти [i_011.webp]")
«О Боже мой, – почти вскрикнула Лигейя, быстро вставая и судорожно простирая руки вверх. – О Боже мой, о Небесный Отец мой! Неужели все это неизбежно? Неужели этот победитель не будет когда-нибудь побежден? Неужели мы не часть и не частица существа Твоего? Кто… кто знает тайны воли и ее могущества? Человек не уступил бы и ангелам, даже и перед смертью не склонился бы, если б не была у него слабая воля». И потом, как бы истощенная этой вспышкой, она бессильно опустила свои бледные руки и торжественно вернулась на свое смертное ложе. И когда замирали ее последние вздохи, на губах ее затрепетал неясный шепот. Я приник к ней и опять услыхал заключительные слова отрывка из Гленвилла: «И не уступил бы человек ангелам, даже и перед смертью не склонился бы, если б не была у него слабая воля!» |