Книга Видеть – значит верить, страница 36 – Джон Диксон Карр

Ее никто не заметил.

Назавтра, в три часа пополудни, старший инспектор Хамфри Мастерс отодвинул щеколду на калитке дома, расположенного на Фицгерберт-авеню и принадлежащего майору Адамсу.

В тот вторник, двадцать четвертого августа, стояла адская жара, но Мастерс, вопреки погоде, застегнул синий саржевый китель на все пуговицы, а на голову, по обыкновению, водрузил шляпу-котелок. Войдя во двор, он тут же замер на месте.

На лужайке разворачивалась идиллическая сцена.

Сэр Генри Мерривейл, в белой рубашке с короткими рукавами и фланелевых брюках того же цвета, увлеченно играл в часовой гольф. Рядом в плетеном кресле устроился солидный молодой человек, лет тридцати с небольшим. Он курил трубку и делал пометки в блокноте. Соседнее кресло занимала светловолосая девушка в ситцевом платье; обеими руками она держалась за лицо, словно сдерживая приступ хохота.

Пасторальная безмятежность навевала дрему. Лужайку покрывала гладкая блестящая трава, которая переливалась в лучах солнца. На зеленом фоне отчетливо выделялись белые цифры позиций и красный металлический флажок, отмечавший местоположение лунки, в тени вязов стоял приземистый дом с остроконечной крышей, а за ним виднелось сине-зеленое марево Котсуолдса.

Короткая клюшка в руках Г. М. выглядела вполне уместно; в какой-то мере это же относилось к его рубашке и фланелевым брюкам, но головной убор не выдерживал никакой критики. То была широкополая соломенная шляпа небрежного плетения, коническая, с высокой тульей, из тех, что негры в южных штатах Америки традиционно надевают на своих лошадей.

– Теперь я расскажу, – донеслось до Мастерса, – о первом семестре школьной жизни, вдали от дома, и множестве приятных воспоминаний, навеянных этим временем. Для начала читатель узнает, как мы с Дигби Дьюксом подменили органные трубы в церкви Святого Юста. Дело было субботним вечером, осенью восемьдесят первого года.

Перестановку мы произвели умело и с должным тщанием. Местоположение труб мало отличалось от изначального, и заметить изменения можно было лишь при внимательном осмотре. Но когда воскресным утром органист начал играть вступление к первому гимну, эффект превзошел ожидания.

Даже после этого все могло бы закончиться куда лучше, если бы органист, старина Поп Гроссбауэр, не потерял голову и не пытался доиграть гимн до конца; звуки, что издавал орган, покуда от него не оттащили обезумевшего Гроссбауэра, перестанут вспоминать в церкви Святого Юста, лишь когда размякнет железо или рассыплется камень. Сравнить их можно разве что с перебранкой Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини, возымевших подозрение, что один украл часы у другого.

Светловолосая девушка, крепче прежнего прижав ладони к лицу, закачалась в кресле, а молодой курильщик трубки, сохранявший невозмутимость испанского гранда, продолжил делать в блокноте какие-то пометки.

– «…Наручных часов», – подытожил он во время паузы. – Так-так…

Прежде чем продолжить, Г. М. глубоко задумался, а старший инспектор Мастерс приблизился к нему, на ходу сняв шляпу, и произнес:

– Вот вы где, сэр!

– А, это вы! – Г. М. вышел из ступора и бросил на новоприбывшего косой взгляд поверх клюшки для гольфа.

– Да, сэр, это я, – мрачно подтвердил Мастерс. – Можете ничего не рассказывать. Я и так все знаю. Старая песня: еще одно невероятное преступление и вы нарочно послали за мной.