Книга Двойная ошибка, страница 4 – Дмитрий Пасека

И ты даешь ему обет – обет отчаяния! – сохранять эту свободу, потому что она уже и в тебе, и ты не можешь не любить ее, она вросла в тебя с такой силой, что это уже практически живое существо. Ты каждый день дышишь сам и слышишь ее дыхание, сродни твоему, такому же горячему и страстному.

Филипп целенаправленно пошел по Муфтар, навстречу этой великолепной змее, которая вьется с холма Сен-Женевьев, туда вниз, к площади на Сен-Медар с ее шумным рынком, с покрикиваниями и толчеей, куда фермеры привозят горы овощей и фруктов, десятки сортов сыра, мяса, вина и сладостей. Так же, как и десятки лет назад, она заполнена яркими продуктовыми лавками, теснящимися среди многочисленных кафе и промтоварных магазинов, и сохраняет свою неповторимую атмосферу.

Ему хотелось пересечь Сен-Жермен и, оставив правее Нотр-Дам, выйти к набережной Вольтера. Филипп шел, задерживая дыхание, ведь он повторял путь Золя и Дидро, Мольера и Гюго и еще десятка других известных личностей. Эти люди, забывшие когда-то блокноты и повседневные заботы, нашли здесь вдохновение и полет. И они бежали назад, домой или в трактиры, отдать всю душу бумаге и засвидетельствовать ей свое почтение. Они оставляли строки следующим поколениям – все, чем они жили и дышали, и все, чем порою были богаты.

Филипп шел мимо вечно щебечущей студенческой братии, мимо важно сидящих за столиками преподавателей, мимо спешащих клерков, вояжеров и прочей публики. Не заметив, он покинул Латинский квартал и оказался у моста напротив Лувра. Сена в это время года становится ой и выглядит несколько мрачноватой. Но все так же терпеливо она несет себя, огибая острова и немного ругаясь и ворча на сковавшие ее гранитные оковы. Туда, за пределы этого города, туда, где она сможет спокойно вздохнуть и, расправив свои нежные женские плечи, радоваться свободе и самой себе.

Быстро перейдя через реку, он обогнул площадь и краем сада, уже набирающего соки после зимы, через маленькую добротную улочку вышел на последнюю прямую. К цели до Опера он почти уже несся, в предвкушении встречи с Марией. Пробежав ступени, нырнул в фойе и, пытаясь пройти незамеченным мимо всегда узнававших его билетеров, приблизился к кабинету. Толкнув дверь, тихонько шагнул внутрь комнаты, которая была как бы проходной на пути к кабинету шефа, несколько большего и немного интереснее обставленного. Она сидела, склонив голову над бесчисленными бумагами. Естественно, что, привыкнув к постоянному передвижению разношерстной публики мимо нее, она ничего не замечала.

«Как же она становится похожей на матушку! – подумал он. – Такие же каштановые волосы, немного закручивающиеся, спускаясь к изящной шее, небольшой открытый лоб, выразительные брови. Такие же резкие губы. Единственное от отца – это глаза. Четко посаженные, миндалевидные, умные и добрые. Очень выразительные и говорящие. В них можно прочесть историю всей жизни. Да. Выдающиеся живые глаза.

– Дорогой, что же ты молчишь? – вдруг прервала раздумья сестра, уже метнувшаяся к нему. Ее объятья стоили двух лет разлуки. – Почему ты не сообщил о том, что приедешь? Давай выйдем ненадолго, выпьем кофе, – продолжила она.

Предупредив дежурного, она, взяв под руку Филиппа, повела его из здания направо, в ту часть площади, где была возможность присесть в бистро и спокойно поговорить.