Книга Повесть о старых женщинах, страница 126 – Арнольд Беннет

Таков он был, когда достиг серьезного возраста — тринадцати лет. А его отец и мать, считавшие себя бдительными родителями, были на самом деле наивными людьми; они не подозревали, что его душа, которая в их представлении оставалась чистой, превратилась в расползающуюся, отвратительную, гниющую массу.

Однажды в лавку зашел директор школы. А ведь появление директора, который прошел через весь город в часы школьных занятий, — событие не менее пугающее, чем встреча с привидениями. У мистера Пови бешено колотилось сердце, когда он, потирая руки, вел директора к своему уголку, где стояла его конторка. Он чуть не сказал директору: «Чем могу быть полезен?», но спохватился. Дело было явно не в этом. Директор очень тихо говорил с мистером Пови около четверти часа, затем разговор закончился. Мистер Пови проводил его к выходу, а директор сказал обычным голосом: «Ничего особенного в этом, конечно, нет, но мой опыт подсказывает, что осторожность никогда не мешает, и я решил поговорить с вами. Предупрежден — значит вооружен. Мне нужно повидать еще некоторых родителей». У двери они обменялись рукопожатием. Мистер Пови шагнул на тротуар и на глазах у всей Площади задержал не расположенного к этому директора еще на минуту.

Когда он вернулся в лавку, лицо у него пылало. Мастерицы еще ниже согнулись над своей работой. Он не бросился сразу в нижнюю гостиную, чтобы рассказать обо всем Констанции. У него давно уже вошло в привычку совершать многие действия по собственному разумению, без посторонней помощи. С годами его уверенность в своих возможностях окрепла. Кроме того, внутренним взором он видел себя руководителем правящей партии, а Констанцию и Сирила — постоянными членами оппозиции. Он никому бы не открыл своих видений, ибо был глубоко предан своей жене, но такие образы не оставляли его. Эти никому не ведомые фантазии явились одной из нескольких причин, которые способствовали усилению его врожденной склонности к макиавеллизму и скрытности. Он ничего не сказал ни Констанции, ни Сирилу, но, встретив Эми в мастерской, ощутил потребность тщательно допросить ее. В результате допроса он и рыдающая Эми спустились в подвал. Эми получила приказание держать язык за зубами. Поскольку она смертельно боялась мистера Пови, его приказ был исполнен.

В течение нескольких дней не произошло ничего из ряда вон выходящего. Но как-то утром (это был день рождения Констанции; детям всегда ужасно не везет с выбором дней для грехопадения) мистер Пови, совершив несколько таинственных передвижений по лавке после ухода Сирила в школу, нахлобучил шляпу и побежал вслед за Сирилом. Он догнал его с еще двумя мальчиками на углу Олдкасл-стрит и Эйкр-Пэсидж.

Сирил остолбенел.

— Вернись домой! — сурово произнес мистер Пови и из-за присутствия посторонних добавил: — Пожалуйста.

— Но я опоздаю в школу, папа, — попытался слабо воспротивиться Сирил.

— Не имеет значения.

Они вместе прошли через лавку, вызвав скрытое, но сильнейшее возбуждение у присутствующих, а потом своим появлением в нижней гостиной потрясли Констанцию. Констанция была занята нарезанием соломки и ленточек, чтобы сделать соломенную рамку для акварели, изображающей мускусную розу, которую ей преподнес ко дню рождения ее добросердечный сын.

— Как… Что?.. — воскликнула она, но умолкла, ибо, увидев лица мужчин, поняла, что предстоят ужасающие события.