Книга Повесть о старых женщинах, страница 218 – Арнольд Беннет

— Почему вы плачете? — уже мягче спросила Софья.

— Я… я не знаю! — захлебывалась мадам Фуко. — Вы такая красивая. Я так рада, что мы вас выходили.

Ее наполненные слезами большие глаза остановились на Софье.

Все дело было в сантиментах. Софья безжалостно заклеймила эти слова мадам Фуко как сантименты. Но она была тронута. Неожиданно она умилилась. Эти женщины, какими бы дурами они ни были, наверно, спасли ей жизнь — а ведь она им чужая! Несмотря на свою слабохарактерность, они нашли в себе решимость и мужество. Можно было считать, что случай подвиг их на дело, которого они не могли бросить, пока смерть или их заботы не одержат победу. Можно было считать, что в глубине души они рассчитывали выгадать на своей самоотверженности. Но даже если так? Если судить по обычной мерке, эти женщины стали ангелами милосердия. А Софья презирает их, жестокосердно анализирует их побуждения, обвиняет их в бездарности, когда сама же она — высшее свидетельство их — пусть односторонней — добродетели! В порыве чувства Софья осознала свою жестокость и несправедливость.

Она склонилась над мадам Фуко.

— Я никогда не забуду, как добры вы были ко мне. В это невозможно поверить! Невозможно! — мягко произнесла Софья с искренней нежностью.

Больше она ничего не сказала. Она не в силах была распространяться на эту тему. Она не умела благодарить.

Мадам Фуко вытянула было толстые, расплывшиеся губы, чтобы поцеловать Софью, но остановилась. Ее голова поникла, и снова раздались нервные всхлипывания. В этот момент щелкнул замок входной двери (дверь спальной была открыта). По-прежнему всхлипывая, мадам Фуко прислушалась и запихнула деньги под подушку.

Мадам Лоране — фамилии ее Софья не знала, называли ее только по имени — вошла прямо в спальную и теперь с удивлением взирала на них своими темными искрящимися глазами. Обычно она ходила в черном, потому что говорили, что черное ей идет, да к тому же черное не выходит из моды. Черные платья были ее пунктиком. По сравнению с крайне небрежным туалетом мадам Фуко и дезабилье Софьи, мадам Лоране обнаруживала известную элегантность. Она вернулась из модного ресторана и вся сияла. Все это давало ей преимущество перед двумя другими женщинами — то моральное преимущество, которое всегда сопутствует нарядной одежде.

— Что здесь происходит? — спросила Лоране.

— Он меня бросил, Лоране! — воскликнула мадам Фуко истерическим голосом, прерываемым рыданиями.

По чрезвычайному накалу чувств мадам Фуко можно было заключить, что ее возлюбленный секунду назад покинул спальную.

Лоране и Софья стремительно обменялись взглядами, и Лоране, разумеется, заметила, что между Софьей и хозяйкой установились новые, более сердечные отношения. Легким движением бровей она показала, что от нее не ускользнули эти перемены.

— Послушай, Эме, — сказала она решительно. — Ты не должна так распускаться. Он вернется.

— Нет, никогда! — крикнула мадам Фуко. — Все кончено. А ведь он последний!

Не обращая внимания на мадам Фуко, Лоране подошла к Софье.

— У вас очень утомленный вид, — сказала она, поглаживая Софью по плечу ручкой в перчатке. — Вы страшно бледны. Все это не для вас. Не стоит вам здесь оставаться — ведь вы еще нездоровы! Да еще в такой час! Право, не стоит!

Поддерживая Софью, Лоране вышла с нею в коридор. И действительно, Софья сама не заметила, как обессилела. Она вышла из спальной мадам Фуко с готовностью и покорно, как и положено больной, и закрылась у себя.