Книга Повесть о старых женщинах, страница 237 – Арнольд Беннет

В ту ночь пушки молчали, и Софья никак не могла заснуть. Потом, задремав, она внезапно проснулась и зажгла спичку, чтобы посмотреть, который час. Часы стояли. Она забыла завести их с вечера — свидетельство того, что разговор с бакалейщиком взволновал ее сильнее, чем ей самой показалось. Она не могла сказать, сколько времени проспала. Сейчас могло быть и два часа, и шесть. Придется вставать! Она вылезла из постели и оделась на случай, если, как она опасалась, уже наступило утро, и тихонько спустилась за свечой по скрипучей лестнице. На лестнице ей стало ясно, что еще глубокая ночь, и Софья стала ступать еще осторожнее. Тишину нарушал только звук ее шагов. Она отперла дверь квартиры своим ключом и вошла. До нее донеслось громкое тиканье дешевых ходиков на кухне. В тот же момент скрипнула другая дверь, и в коридоре появился Ширак, с всклокоченной шевелюрой, но совершенно одетый.

— Вы все-таки решили продать себя ему! — прошептал Ширак.

Софья инстинктивно отпрянула и почувствовала, что краснеет. Она не знала, что предпринять. Она видела, что Ширак потрясен, что он вне себя от ярости. Он двинулся к ней на цыпочках, склонив голову. Никогда она не видела ничего более театрального, чем эта поза и выражение его лица. Софья понимала, что и ей следует вести себя так же театрально и с негодованием отвергнуть его низкие инсинуации, его непростительные оскорбления. Даже в том случае, если она намерена уступить этому дряхлому паше, какое Шираку дело? Кроме возмущенного молчания, кроме уничтожающего взгляда, Ширак ничего не заслужил. Но на героическое поведение она была неспособна.

— Который час? — слабым голосом спросила она.

— Три, — усмехнулся Ширак.

— Я забыла завести часы, — сказала Софья. — И спустилась, чтобы узнать время.

— Да ну! — произнес он саркастически, словно говоря: «Я ждал вас, и вот дождался».

Софья убеждала себя, что ничем ему не обязана, и все же сознавала, что они — единственные молодые люди в этой квартире и что она должна представить Шираку доказательства, что неповинна в высшем бесчестии, на которое способна молодость. Она собрала силы и посмотрела ему в глаза.

— Как вам не стыдно! — сказала она. — Вы разбудите других.

— А разве мосье Ньепс спит?

— Мосье Ньепса нет дома, — ответила Софья.

Дверь в комнату Ньепса была незаперта. Софья толкнула ее и вошла в пустую комнату, имевшую совершенно нежилой вид.

— Зайдите сюда и убедитесь сами, — предложила она.

Ширак вошел в комнату. Лицо его вытянулось.

Она достала из кармана часы.

— А теперь заведите, пожалуйста, мои часы и поставьте их на правильное время.

Софья увидела, что Ширак в отчаянии. Руки его не слушались. На глаза набежали слезы. Потом он закрыл лицо ладонями и отвернулся. Подавляя рыдания, он пробормотал: «Простите меня!» — и захлопнул за собой дверь. В наступившей тишине Софья услышала похрапывание мосье Карлье и сама заплакала. Как в тумане побрела она на кухню, сняла со стены часы и пошла с ними наверх, дрожа от ночного холода. Еще долго она тихонько плакала. «Какой позор! Какой позор!» — повторяла она. И все же Софья не могла бесповоротно осудить Ширака. Холод заставил ее лечь, но спать она не могла. Она продолжала всхлипывать. К утру глаза у нее были красными от слез. Она спустилась на кухню. Дверь Ширака была открыта настежь. Он уже ушел. На грифельной дощечке было написано: «К обеду не ждите».