Книга Повесть о старых женщинах, страница 26 – Арнольд Беннет

Вскоре она услышала движение на лестнице и знакомый жалобный скрип двери внизу. Она неслышно подскочила к двери спальной.

— Доброй ночи, мистер Пови. Надеюсь, вам удастся заснуть.

Голос Констанции!

— Как бы снова не началось.

Мрачный голос мистера Пови!

Дверь захлопнулась. Уже почти стемнело. Ожидая появления Констанции, она опять легла. Но часы пробили восемь, и началась церемония, связанная с уходом мистера Кричлоу. В это же время из романтических краев вернулась домой Мэгги. Наступила долгая тишина! Констанция находилась в заточении у отца, ибо пришла ее очередь ухаживать за ним; Мэгги мыла посуду в своей норе, а мистер Пови скрылся у себя в спальной. Спустя некоторое время Софья услыхала, как в дверь, выходящую на Кинг-стрит, бодро и властно стучится ее мать. В спальной сумерки окончательно отступили перед ночной темнотой. Софья задремала, а потом погрузилась в сон. Проснулась она от стука. Она вскочила, на цыпочках вышла на лестничную площадку и перегнулась через перила — отсюда перед ней открывался весь коридор второго этажа. Газ был зажжен. Через отверстие в абажуре она видела колеблющееся пламя. Ее мать, все еще не сняв шляпки, стучала в дверь комнаты мистера Пови. Констанция стояла в дверях родительской спальной. Миссис Бейнс постучала в дверь дважды, а потом обратилась к Констанции шепотом, который разнесся по всему коридору:

— Он, видимо, крепко спит. Лучше его не тревожить.

— А вдруг ему ночью что-нибудь понадобится?

— Ничего, детка, я услышу, если он проснется. Сейчас для него сон — самое главное.

Миссис Бейнс оставила мистера Пови на попечении опия и зашагала по коридору. Это была дородная дама, вся в черном, с массивной цепочкой на груди и в юбке столь широкой, что она задевала стены. Софья наблюдала, как мать, по обыкновению, грузно поднимается по двум ступенькам в середине коридора. У газового рожка она остановилась и, положив руку на кран, заглянула в круглый абажур.

— Где Софья? — спросила она, убавляя огонь.

— Наверное, в постели, мама, — небрежно ответила Констанция.

Хозяйка вернулась и теперь, постепенно входя в курс дел, брала в свои руки бразды правления домом — этим сложным механизмом.

Затем Констанция с матерью удалились в спальную, дверь не громко, но решительно захлопнулась, и безмолвной свидетельнице с третьего этажа почудился в этом особый, исключительный дух близости между Констанцией и родителями. Свидетельницу интересовало, о чем они будут разговаривать в большой спальной: у отца, наверно, подрагивает бородка, а худые руки лежат на стеганом одеяле, Констанция сидит у него в ногах, а мама, расхаживая взад и вперед, кладет камею на туалетный столик или расправляет перчатки. Нет сомнения, что в каком-то глубоком смысле отношение родителей к Констанции было более доверительным, чем к Софье.

Когда полчаса спустя Констанция вошла в спальную, Софья уже лежала в постели. Комната была довольно просторной. С самого детства она служила девочкам и убежищем и крепостью. Она казалась им столь же привычной и неизменной, как пещера — пещерному человеку. За всю их жизнь обои в комнате меняли дважды, и каждый раз это событие сохранялось у них в памяти как начало новой эпохи; третью эпоху составила замена половика великолепным старым ковром, отжившим свой век в гостиной. В спальной была только одна железная кровать; в этой постели они никогда не мешали друг другу и устраивались так же обособленно, как если бы спали на противоположных концах Площади св. Луки. Однако если бы Констанция легла на той половине, что у окна, а не на своей — у двери, они сочли бы, что пошатнулись устои вселенной. Маленькая каминная решетка была заполнена обрезками серебряной фольги. Теперь, вспоминая о редких болезнях, перенесенных в детстве, сестры представляли их себе, главным образом, как периоды, когда такой фольгой до отказа наполняли большую коробку из-под комнатных туфель, вешали ее у каминной доски, и от углей начинало подниматься необычайно буйное пламя; серебряная фольга составляла часть мироздания. Оконная рама была неисправна из-за того, что стена немного осела, и даже когда окно было плотно закрыто, с левой стороны между стеной и рамой оставалась узкая щель, через которую сильно дуло; морозными ночами миссис Бейнс приказывала поднять раму до конца и закрепить ее внизу клиньями. Эта щель, подвергающая их опасности, тоже была частью мироздания.