Книга Повесть о старых женщинах, страница 86 – Арнольд Беннет

Софья бежала. Она бежала с Джеральдом Скейлзом. Это прелестное дитя, это непредсказуемое, неукротимое, несносное создание проявило крайнее безрассудство, не пытаясь оправдаться или извиниться, да еще прибегнув к столь тщательно подготовленному обману! Да, не пытаясь извиниться! Никто не обращался с ней сурово, она располагала свободой, которая поразила бы и потрясла ее бабушек; ее баловали, ей потакали, ее портили. В ответ на это она навлекла на семью позор, совершив деяние столь же необратимое, сколь несказанно жестокое. Если среди прочих желаний у нее было желание попрать достоинство этих величественных женщин — ее матери и тетушки Гарриет, она была бы довольна, увидев их на софе униженными, опозоренными, смертельно раненными! О, чудовищная, азиатская жестокость юности!

Что же оставалось делать? Рассказать все милой Констанции? Нет, для младшего поколения еще не наступило время узнать об этом. Все было еще слишком свежо и болезненно, чтобы посвящать в это младшее поколение. Кроме того, какими бы умелыми, гордыми и опытными они ни были, им хотелось услышать голос мужчины, его твердое, хладнокровное мнение. Самым подходящим лицом был мистер Кричлоу. За ним послали Мэгги, передав просьбу пройти к ним через боковую дверь. Он появился полный надежд, с удовольствием предвкушая несчастья, и его не постигло разочарование. Час, который он провел с сестрами, оказался для него счастливейшим часом за многие годы. Он сразу предложил им выбор — либо сообщить обо всем полиции, либо пойти на риск и ждать. Они уклонялись от ответа, но он с неистовой жестокостью требовал от них немедленного решения… Сообщить в полицию они не могут! Ну никак не могут… Тогда им придется столкнуться с другой опасностью… Он нисколько не щадил их. Во время пыток, которым он их подвергал, прибыла телеграмма, отправленная с Чаринг-Кросс^{35}: «Я здорова. Софья». Стало, во всяком случае, ясно, что девочка не бессердечна и даже не беззаботна.

Миссис Бейнс казалось, что только вчера она родила Софью, только вчера Софья была младенцем, потом школьницей, которую можно было отшлепать. Годы промелькнули как часы. И вот она присылает телеграмму с какой-то Чаринг-Кросс! Как отличен почерк в телеграмме от почерка Софьи! Каким непостижимо сухим и безжалостным казался миссис Бейнс этот казенный почерк, когда она сквозь слезы глядела на него покрасневшими глазами!

Мистер Кричлоу заявил, что кто-нибудь должен поехать в Манчестер, чтобы выяснить все относительно Скейлза. В тот же день он сам и поехал, а вернувшись оттуда, сообщил, что у Скейлза недавно умерла тетка и оставила ему в наследство двенадцать тысяч фунтов, он же, рассорившись с дядей Болдеро, бросил фирму Биркиншо, предупредив об этом за час до ухода, и исчез вместе с наследством.

— Все яснее ясного, — сказал мистер Кричлоу, — я мог бы предсказать это давным-давно, с тех пор как она убила своего отца.

Мистер Кричлоу любил договорить все до конца.

В течение ночи миссис Бейнс прожила всю жизнь Софьи, прожила ее более напряженно, чем сама Софья.

На следующий день новость стала доходить до жителей города. Почти неслышный шепот пересек Площадь, побежал по улицам и в тишине добрался до всех. «Софья Бейнс бежала с приказчиком».

Через две недели прибыло письмецо тоже из Лондона.