Книга Кисть ее руки. Книга 2, страница 189 – Содзи Симада

Люди в деревне не могли не знать, что господин Тои был таким. Но после того случая никто и слова не сказал об этом. Они боялись, что их собственная грязь выйдет на поверхность, и выставили господина Тои демоном. Какие же негодяи! Я ненавидел этих людей. И это после того, как он заботился об их детях и столько для них сделал.

Эти люди никуда не годились. Что бы ни случилось, нельзя издеваться над слабым. Во время войны у всех совсем поехали крыши, но никто не думал убивать детей. А люди, которых он убил, сделали много зла. У Муцуо были больные легкие, и он-то в этом не виноват, – а с ним говорили презрительно, как с брошенной собакой. Как будто они чем-то лучше его. Вели себя просто ужасно. А их дети подражали своим родителям и вели себя с ним так же. Даже те, которых он угощал.

Я его любил. И что бы о нем ни говорили, мое отношение к нему не изменится. В ту ночь, когда он убил сразу тридцать человек в деревне, он приходил в наш дом. Попросил одолжить ему бумагу и карандаш. Он вел себя очень вежливо. Я был тогда еще ребенком, он похлопал меня по голове и сказал, чтобы я учился усердно, и тогда стану большим человеком. После я научился делать кото и стал довольно известным в наших местах, но слов господина Тои я никогда не забывал. Они всегда помогали мне усердно работать.

Мы внимательно слушали его в тишине ночной больницы. Я изо всех сил старался не пропустить ни слова из рассказа Тарумото. Надеялся, что у кого-нибудь будет диктофон, но его не оказалось. Никто не задавал ему вопросов, и рассказ естественным образом повернул в сторону истории жизни самого Сумио Тарумото.

– Я не сразу научился делать кото. В молодости поехал в Фукуяму учиться этому ремеслу, но мне это показалось скучно, и я вернулся домой. Там я довольно долго работал в поле, ухаживал за грушами и, в общем-то, болтался без дела. В то время я вообще не был никаким мастером. Я хотел делать кото так, как мне нравилось, но мне не разрешали, говорили, что я молод. Тогда надо было быть в возрасте, чтобы тебя признали в профессии.

Вернувшись в родительский дом, я взял замуж местную девушку. Вскоре после этого на перевале Арасака были обнаружены залежи урана, поднялся большой шум. Это было, кажется, в 1955 году. Пошли разговоры, что там нужны шахтеры, поэтому мы с женой нанялись на эту работу. Я работал там по десять часов в день. Забавно, что, когда люди из компании приходили осматривать шахты, они были в пылезащитных масках, водонепроницаемой одежде, перчатках. Нам же говорили, что все в порядке, что тут только естественная радиоактивность, поэтому нам не надо носить маски. А в воздухе вокруг нас всегда висела урановая пыль. Я весь день работал полуголым. Жена до изнеможения таскала породу из шахты наружу.

Шахта была, по сути, разведочная, и оказалось, что содержание урана в породе слишком мало, и добывать его невыгодно. Решили засыпать шахту. До приехавших на работу из других районов шахтеров к тому времени дошли слухи, что работать тут опасно, и они разбежались. В итоге остались только местные, которым и пришлось засыпа́ть шахту.

Примерно через два года со мной стало происходить что-то странное. Стали выпадать волосы. Спина согнулась. Ослабли ноги. Те, кто работал со мной, стали все чаще умирать. По большей части от рака. Я думаю, это как-то связано с добычей урана, но правительство ничего для нас не сделало. Мои друзья повсюду об этом говорят, но доказательств связи этих смертей с ураном нет, и их называют просто болтунами. Со временем бывшие шахтеры раскололись на два лагеря, и те, кто не заболел, стали оскорблять заболевших. Но они просто работали не так долго, как мы.