Книга Руки Орлака, страница 21 – Морис Ренар

Мадам Орлак проспала до самого вечера. Разбудила ее медсестра, принесшая различные вещи, обнаруженные при ее муже.

Их перечень был представлен в учетной карточке:

Розина расписалась в нужной графе и погрузилась в раздумья. Один только вид этих предметов вызывал в ее мыслях образ Стефена. Он никогда с ними не расставался. Особенно перстни, можно сказать, срослись с ним. Они были частью его личности, частью его рук… И обручальное кольцо! Ох! Обручальное кольцо! Это тонкое золотое колечко! Это небольшое звено невидимой (и растяжимой) цепи, связывавшей через безымянный палец руку Стефена с рукой Розины!.. Боже! Теперь казалось, что с одной стороны цепь разорвалась!

Как сухое дерево заключает в себе пламя и дым, так и перстни заключали в себе «спектральные руки» Стефена. Розина мысленно пыталась воссоздать эти руки. Пристально глядя на блестящие кружочки, она дорисовывала в своем воображении пальцы, длинные и тонкие, бледную плоть, целую сеть голубых вен, а под ними появлялась клавиатура из слоновой кости и эбенового дерева. На ее глазах эти руки, избавившиеся от перстней на время исполнения сонаты, набрасывались на клавиши в темпе аллегро.

И вот теперь эти перстни лежали перед ней, на подносе, давно не ощущавшие тепла, словно их владельцу уже не суждено было вновь надеть их, словно их сняла с его ледяных фаланг смерть. А завтра… Завтра! Кто знает?..

Ах! Проклятая катастрофа!

Внезапно Розина вспомнила тот кошмар, который видела во сне, отнюдь не спокойном. Во время сна она заново пережила не муки влюбленной женщины, не тревоги супруги, не физическую усталость от поисков среди искореженных вагонов. То были те фантасмагорические моменты, когда перед ней возникал Спектрофелес.

Должно быть, душа ее действительно находилась под особым, магическим влиянием чего-то сверхъестественного, раз уж ею всецело владело сейчас ощущение некоего чуда, а не другие, гораздо более объяснимые эмоции! Какое ребячество!

Но тут кто-то тихонько постучал в дверь, и Розина без всяких на то причин содрогнулась.

– Войдите! – сказала она. Затем добавила, ощутив, как сжимается от нехорошего предчувствия горло: – Кто там?

В дверном проеме возник шевалье. В руке он держал охапку цветов:

– Кто там?.. Florio Tosco, мадам.

– О! Какой вы милый, шевалье!.. Но скажите: чем вы там, у себя, занимались?

Проведя рукой по абсолютно гладкому черепу, мсье де Крошан ответил:

– Работал над своим операционным трактатом об эндемической плешивости бильярдных шаров и врожденной лысости шаров на заходных столбах лестниц.

– Будьте серьезны!.. Я хотела сказать: что вы делали по возвращении на улицу Асса? Мой свекор…

– Господин бывший нотариус вел себя совершенно постыдно. «Не будь Стефен пианистом, он бы не отправился в Ниццу; не отправься он в Ниццу, не стал бы жертвой монжеронской катастрофы» – вот и все, что он изволил мне сказать.

– Увы!.. Ну а вы сами? Хороший нагоняй получили?

– Ну да, по головке не погладили – влетело по первое число.

– Но, мой добрый друг, зачем вам жить под башмаком у этого человека – теперь, когда вы легко можете продавать свои полотна?