Книга Таинственные превращения, страница 30 – Морис Ренар

Впоследствии Жильберта не раз вспоминала о впечатлении, которое произвел на нее этот разговор. В тот момент он оставил в ней какое-то неясное, слишком беглое и бледное ощущение. Но позднее ей пришлось сознаться, что Жан Морейль показался ей тогда странным, загадочным и даже непонятным. Она вспоминала, что после этого разговора наступило неловкое молчание и она перестала расспрашивать Жана только потому, что они уже приехали в Арменонвиль. За столиком на террасе она не решалась вернуться к прежней теме. Она предпочитала не видеть больше в глазах Жана Морейля этого взволнованного и тревожащего ее выражения, которое в них внезапно появилось.

В Арменонвиле было людно. Это место, славившееся своими цветниками, густой зеленью, озером, было одним из лучших сельских мест вблизи Парижа. Здесь можно было наслаждаться красотой женщин, прелестью туалетов, лаской солнца, смягченного завесой листвы, ароматами весны и модных духов. К журчанию разговоров примешивалось щебетанье птиц. Лошади ржали. Автомобили непрерывными гудками усиливали всеобщий гул.

Жан и Жильберта переживали счастливейшие минуты. В их высоких хрустальных бокалах солнечными красками играл оранжад. Стройные соломинки протыкали насквозь ледяные пластинки. Молодые люди находились в каком-то блаженном состоянии. Любовь зарождала в них влечение друг к другу, которое они сдерживали с наслаждением и мукой.

Жильберта внезапно побледнела и вскочила с места. Жан Морейль посмотрел в ту сторону, куда были устремлены ее глаза. Он вскрикнул;

– Ну нет! Вот нелепость!

Довольно далеко от них женщина обходила столики, держа в руке чашку, в которую посетители бросали монеты. Эта женщина была высока ростом и красива специфической красотой. Одну знаменитость такого рода называли Золотой Каской. Эту вполне можно было назвать Черной Каской. Это была красавица проститутка с беззастенчивым взглядом, полным апломба и лукавства. Ее спутанная черная шевелюра, взбитая наверх, поддерживалась гребнями, обсыпанными фальшивыми камнями, и вырисовывала на смуглых щеках вычурные завитки. Черное с красным театральное платье облегало ее восхитительные формы. Даже на таком расстоянии ее профиль, несколько вульгарный, выделялся чистотой линий. На ней были высокие шнурованные ботинки, странно подчеркивавшие округлости и изгибы ног. Но самое необыкновенное – то, что вызывало шепот, когда она проходила в этой светской толпе, что заставляло женщин вскрикивать и бежать от нее, был не следовавший за ней по пятам шоколадного цвета щенок с зеленым бантом на голове, – самое необыкновенное в ней были змеи, мелкие, скользкие, изворотливые змеи, которые обвивали ее шею и руки, точно живые ожерелья и липкие браслеты.

– Ужасно! Ужасно! – прошептала Жильберта. – Уйдем! Уйдем, прошу вас!..

Женщина со змеями подходила к ним, протягивая каждому посетителю чашку и временами водворяя на место соскользнувшую змею. Она кричала нараспев, как на рынке: «Пожертвуйте укротительнице, господа!»

– Я уйду, Жан!

– Да нет же, нет, Жильберта! Я не позволю… Гарсон!

Подошел метрдотель. Жан Морейль сунул ему стофранковый билет.

– Отдайте его этой женщине… Пусть она уйдет и не проходит мимо нас. Поняли?

Человек поклонился. Они видели, как он подошел к этой странной женщине. Она взяла деньги, утвердительно кивнула головой и взглянула в сторону Жана Морейля.