Книга Таинственные превращения, страница 75 – Морис Ренар

Да, я вам ее показал нарочно, ибо знал, что вам известно об имеющемся на руке Фредди изображении, от которого Жильберта отвернулась бы с ужасом; я все время боялся с вашей стороны какого-нибудь маневра, который заставил бы меня засучить рукав на глазах у моей невесты. Что сказала бы Жильберта, увидев змею на моей руке? И что сказали бы вы, если б ее не увидели?

Благодаря этому спокойствию, которое вы мне так щедро неведомо для себя предоставили, я взялся за свою работу Я изучил всю эту трагедию по газетам того времени, по разговорам с людьми, которых заставил говорить. Таким образом, я зарегистрировал тысячи фактов. Между ними и такой: мадам Лаваль была ужалена в левую руку. И этот факт, который я теперь выделяю, был скоро подтвержден одним наблюдением. Каким же? А вот каким.

Мадам Лаваль охотнее пользовалась левой рукой, чем правой. Я получил подтверждение этому однажды утром, когда под предлогом прогулки с Жильбертой приехал к вам очень рано. Меня оставили одного в гостиной, как я и рассчитывал, и там я на свободе рассмотрел в известном вам альбоме фотографии этой очаровательной женщины, вся жизнь которой страстно занимала меня, так как я искал причину ее смерти.

Это замечательно, и вы сами в этом убедитесь, перелистывая альбом: держит ли мадам Лаваль веер, или зонтик, или цветок, гладит ли она животное, она это делает преимущественно левой рукой — той самой левой рукой, в которую она смертельно ужалена единственным зубом черно-белой змеи. Признаюсь, впрочем, я сблизил эти факты лишь после какого-то смутного размышления, причем сознавая, что сделал какое-то капитальное открытие, значение которого в тот момент однако, от меня ускользало.

Возможно, что я гораздо скорее оценил бы всю важность этих моментов, если б знал тогда, что кровать мадам Лаваль стояла посередине комнаты, обращенная правой, а не левой стороной к окну, через которое, как говорили, вползла змея. Следовательно, змея должна была слева обогнуть кровать для того, чтобы ужалить свою жертву. Или же нужно было построить другую гипотезу: что больная, повернувшись на правый бок на правом краю постели, свесила левую руку или, наоборот, пользовалась левой рукой, чтобы постараться схватить в воздухе то, что двигалось и шипело…

Тогда-то я и разыскал Мари Лефевр, бывшую горничную мадам Лаваль, и ее мужа, бывшего садовника и сторожа в Люверси. Я узнал от них, господин де Праз, то, что вам известно относительно писем, адресованных вами Мари Лефевр, с почтовым штемпелем Люверси, писем того времени, когда вы только что провалились на экзаменах и жили в замке Люверси…

Что? Я ошибаюсь? Эти письма не были адресованы Мари Лефевр!

Лионель взглянул поочередно на Жильберту, на мать, на Жана Морейля и подтвердил:

— Да, так оно и есть.

— Кроме того, Лефевр и его жена уверяли меня в том, что в ночь этого происшествия, около двенадцати часов, раздавленная змея была зарыта каким-то человеком в роще парка.

— Подумайте! — вырвалось у Жильберты. — Если б я знала!..

— И тогда, — продолжал Жан Морейль, — я лично постарался проверить, действительно ли зарыта змея или, вернее, ее скелет, у подножия дерева в роще парка. И именно для этого я отправился в Люверси три дня тому назад. Мне было довольно легко, перебегая от куста к кусту, осмотреть все шесть гектаров этого запущенного парка и перелезть через стену, отделяющую его от поля. Это знание места и позволило мне найти воду в гроте, когда Жильберта упала в обморок.