Книга Доктор Лерн, полубог, страница 70 – Морис Ренар

— Она давным-давно ждет тебя, Николай…

Затем дядя отдал распоряжение по-немецки. Оба помощника развязали и раздели меня. Всякое сопротивление было бы излишним.

Несколько минут спустя я был комфортабельно уложен в кровать, причем одеяло было натянуто до самого подбородка, и был крепко-накрепко привязан к кровати ремнями. Иоанн остался сторожить меня, сидя верхом на скамейке, единственном украшении этого помещения, суровость которого действовала на меня угнетающим образом. Остальные ушли.

Так как занавес не доходил до конца стены, то я мог видеть в соседнем помещении такую же широкую двустворчатую дверь, выходящую на двор.

Как раз напротив меня я в просвете увидел своего старого приятеля — старую сосну…

Моя грусть усилилась. Во рту у меня было отвратительно, точно я предчувствовал свое будущее разложение. Подумать только, что, может быть, сейчас начнется отвратительная химия.

Иоанн держал в руках револьвер и каждую минуту прицеливался в меня, приходя в восторг от своей превосходной шутки. Я отвернулся от него к стене и, благодаря этому, открыл на глазури плиток надпись, составленную из бесформенных букв и сделанную — по крайней мере, я так думаю — алмазом кольца:

«Прощай навсегда, дорогой отец. Донифан».

Несчастный! Его тоже укладывали на эту кровать… Клоца тоже… А кто докажет, что дядя до меня ограничился только этими двумя жертвами?.. Но в данный момент мне так мало дела было до этого… так мало…

Приближался вечер.

Над нашими головами ходили взад и вперед быстрыми шагами. С наступлением вечера ходьба прекратилась. Потом Карл, вернувшийся из Грей-л'Аббея, сменил Иоанна у моей постели.

Немного погодя Лерн заставил меня принять ванну, а затем какое-то горькое пойло. Я узнал по вкусу сернокислую магнезию. Не оставалось никаких сомнений: меня собирались изрезать; все это были предвестники операции; всякий знает об этом в наш век аппендицита. Это произойдет завтра утром… Что еще они попробуют надо мной проделать перед тем, как убить меня?..

Я наедине с Карлом.

Я почувствовал приступ голода. Недалеко от меня несчастный птичий двор тоже собирался на покой: шелест соломы, пугливое клохтанье, сдержанный лай… Коровы мычали.

Ночь.

Вошел Лерн. Я был невероятно взволнован. Он пощупал мой пульс.

— Ты хочешь заснуть? — спросил он меня.

— Скотина! — ответил я.

— Хорошо. Я дам тебе успокоительное питье.

Он подал мне его. Я выпил. Оно пахло хлороформом.

Снова я наедине с Карлом.

Кваканье лягушек. Блеск звезд. Восход луны. Появление ее красноватого диска. Мистическое восхождение светила и смена одного светила другим… Все очарование ночи… В своем отчаянии я воссылал к небу забытую молитву, мольбу маленького ребенка, обращенную к Тому, Кто был для меня вчера — мифом, а сегодня превратился в твердую уверенность. Как мог я сомневаться в Его существовании?!..

И луна бродила по небу, точно ореол в поисках за челом, которое надо увенчать.

Немало времени прошло до того, как я стал засыпать со слезами на глазах…

Я забылся в бреду. Простое жужжанье приняло размеры грохота. Кто-то ходил по соломе. Этот птичий двор выводил меня из себя… Бык ревел. Мне даже казалось, что он ревет все громче и громче. Разве его загоняли с коровами каждый вечер на двор этой странной фермы?.. Впрочем… Какая возня и сколько шума, мой Бог!..