Онлайн книга «Необычайные рассказы»
|
— Когда мы ездили в пещеру, — возразил я, — нам приходилось отправляться в путь довольно рано, а между тем на лошади не было ни одного мокрого волоска, несмотря на жару… — Конечно нет! Это началось дней восемь тому назад… — Восемь дней, — вскрикнул я. — Да что же здесь такое происходит за последнюю неделю?.. Приходилось мне в жизни присутствовать при отвратительных зрелищах. Но я не помню случая, чтобы ужас охватил меня с такой силой, как тогда. Тут что-то крылось. Это уже было не только предположением. Совпадение сроков связывало события, по-видимому, не связанные друг с другом ничем, кроме какой-то внутренней цепи: странности. Все это должно было быть следствием одной и той же причины. Но какой? И могла ли эта причина быть не необыкновенной? Господи Боже мой, в чем тут было дело? Я вспомнил о саранче. Нужно было во что бы то ни стало выследить ее тайную работу. День тянулся очень медленно. Меня охватило странное волнение, и я не мог оставаться подле Гамбертена. Я лихорадочно бегал по всему замку и вымышлял самые невероятные гипотезы. Всякий, кто когда-либо ждал ответа на вопрос чрезвычайной важности, поймет мое душевное состояние. Я убежден, что если бы нам грозило немедленное и тайное осуждение, я не волновался бы сильнее. Обед прошел в молчании. Гамбертену не удалось вывести меня из моей озабоченной молчаливости. Я всей душой призывал ночь, надеясь, что она принесет с собой разгадку тайны. Мы просидели не больше десяти минут за столом. В этот момент отдаленный шум заставил меня насторожить уши. Гамбертен взглянул на меня. Шум повторился. Он напоминал отвратительный скрип вагонных колес, которые внезапно затормозили. — Вы очень бледны, Дюпон! Не больны ли вы? — Этот… шум… Что это такое?.. Разве отсюда слышно, как проходят поезда? — О, да успокойтесь же, Дюпон! У вас нервы молоденькой новобрачной. Возможно, да и очень может быть, что ветер дует со стороны станции… Свисток паровоза?.. — Да нет же — это не свисток! — Да почем я знаю, наконец! На равнине постоянно занимаются разными работами, более или менее шумными… — Звук доносится со стороны гор — я убежден в этом. Можно было бы допустить, что это эхо поезда, но… — Знаете, что я вам скажу — вы трус! Выпейте бокал вина и замолчите! На этом наш разговор и кончился. Три часа спустя наступила долгожданная ночь. Мы притаились в кустах, неподалеку от нетронутых еще деревьев. Было так жарко, что казалось, будто находишься в огненной печи. Мы не спускали глаз с неба, поджидая появления саранчи. Звезды сияли на славу. Мы разговаривали шепотом. Гамбертен рассказал мне, что жаркая погода продолжает свое опустошительное действие: пропало еще несколько свиней. Солнце ли повлияло на их мозг, лес ли разбудил в них жажду к бродячей жизни — неизвестно; но в хлев они не вернулись. Кроме того, начинался неурожай и зимой неизбежно предстоял голод. Несмотря на разговор, мы чувствовали, как нас мало-помалу охватывало оцепенение жаркой летней ночи. Саранча не показывалась, но звезды нас гипнотизировали. Подкрепленный повторными отхлебываниями коньяку, я отдался во власть экстазу этого часа: — Какое очарованье, Гамбертен! Он, предвидя восторженную тираду, высмеял меня. — Да, да, смейтесь, пожалуйста, — сказал я ему. — Дело в том, видите ли вы, что я глубоко люблю природу, точно мне угрожает возможность никогда не видеть ее больше, как выздоравливающий любит жизнь… |