Книга Милая обманщица, или Гувернантка из трущоб, страница 8 – Мирая Амброва

Ладно. Что там в памяти есть из танцев? Я же бревно, ничего не знаю.

Вдохнула глубоко. Выдохнула.

— На танцующих утят, быть похожими хотят… — начала я, танцуя и гремя бубном. Ничего глупее в жизни не делала, но я должна была хоть что-то предпринять. Я даже увидела, как поднялись брови у брата, когда он увидел, что я вытворяю.

Прохожие были удивлены не меньше. Они стали останавливать и смотреть на девчонку, которая выплясывает странный танец и выкрикивает текст песни.

— А теперь, — объявила, я когда закончила танец маленьких утят. — Танец лебедей!

Я начала изображать балерину в роли лебедя, чем еще больше позабавила зевак. Толпа собиралась все больше, кто-то даже кинул мне под ноги несколько монет.

В какой-то момент я забылась, развеселилась собственным выступлением. И когда Киллиан схватил меня сзади за рукав, я с удивлением обнаружила, что солнце стоит высоко.

— Валим, — сказал мальчик и потянул меня за собой.

Пришлось закончить очередной танец на середине и бежать следом за братом.

Мы юркнули в проулок, и там уже пошли спокойно.

— Ну как?

— Неплохо, — сказал Килли. — Собрали почти как обычно. Но тебе лучше вспомнить твои обычные танцы. Тот шутовской ужас, что ты выплясывала, не так инетересен людям.

— Мне так не показалось, — пожала я плечами.

Мы шли по грязным переулкам трущоб, когда я почувствовала, что голодна.

— А когда обед? — спросила брата. Мы ведь даже не завтракали.

— Смешная, — хохотнул он. — Вечером. И не обед, а ужин.

Мда. Печальненько.

— А сейчас мы куда тогда? — спросила его.

— Дальше работать.

Я встала как вкопанная.

— В смысле? Я думала, мы воруем.

— До обеда, пока на площади народа много. А потом идем в прачечную, помогать маме.

В уме всплыли картинки того, какой это тяжелый труд, работать прачкой вручную. Уверена, здесь нет ни машинок, ни сушилок… Все голыми руками: стирать, полоскать, выкручивать.

— Детский труд запрещен, — возмутилась я. — Это же опасно для здоровья ребенка.

— Не в Саргонде, сестрица, — хмыкнул мальчишка и нырнул под балку разваленного дома.

Окинув взглядом полуразрушенное здание, я пошла следом.

Оказалась, что работа прачкой куда сложнее, чем я предполагала. Читать об этом в исторических книгах, значит не знать об этом ничего на самом деле.

Нора, мать Эльтарии, приходила в прачечную еще до рассвета. Они с другими работницами растапливали печи, ставили на них огромные котлы и носили в них воду. Хорошо, что колодец был неподалеку, и им не приходилось идти далеко. А вот прачкам с другого конца города было хуже — они ходили с тяжелыми ведрами через улицу. Об этом мне сообщили сами труженицы, когда я, согнувшись под тяжестью ведра, чуть не пролила все.

— Совсем твоя Тари охилела, — хохотнула одна из женщин. — Не помрет ли, Нора? Иль пупок не вывалится?

— Не вывалится, — огрызнулась я.

— Ишь, зубоскалка какая стала, — нахмурилась та. — Иди давай! Ведро донести не могёт, когда в прачечной у Трифа все до колодца ходят в сотню раз дальше!

Она еще долго бурчала, называя меня дерзкой девчонкой, и я постаралась скрыться с ее глаз. Пришла к матери, которая как раз в кипящий котел выливала мутное содержимое какого-то флакончика.

— Что это? — спросила я Нору, когда увидела.

— Настойка корня мыльнянки, Тари. Она помогает отстирывать грязь.

Вода пенилась, и начиналась стирка.