Книга Кровь и черника, страница 121 – Алексей Кротов

– И осмыслив впечатления от ваших встреч вы пришли к выводу, что под ваши, как бы это сказать… требования, подходит Полетаева? – напряженным голосом спросил прокурор.

– Именно так, Олег Константинович, – подтвердила Холмс. – По зрелом размышлении, прокрутив в голове дома все встречи, я сказала себе: «За этим стоит обстоятельный, рациональный, незаурядный ум, ваш ум – Софья Карповна!»

– А по каким признакам вы склонились к тому, что это Полетаева? – спросил Дудынин.

– Во-первых, она математик, уже должна уметь хорошо логически мыслить, но это не основное. От Софьи Карповны у меня сложилось впечатление, что она в целом умна, держалась она уверенно, периодически подшучивала над зятем, который частично у нее под каблуком. Она вроде бы мало интересовалась убийствами, кладом, так, в пределах обычных сплетен, обывательского любопытства. Но тем не менее, я ощутила в ней еле уловимую напряженность, какую-то фальшь, одним словом, у меня сложилось твердое впечатление, что Софья Карповна играет некую роль. А определить это можно, это мое собственное изобретение, по тому признаку, что человек играющий роль, постоянно украдкой следит, как окружающие реагируют на его слова, поведение.

– А другие подозреваемые не показались вам умными людьми? – осмелился спросить Баринов, с опаской косясь на следователя.

– Да видите ли, Федор, все они вроде как не были дураками, – почти рассмеялась Таисия Игнатьевна. – А если серьезно, то да, только Полетаева произвела на меня впечатление человека, способного задумать и осуществить эти убийства и покушения.

– А каковы же все-таки мотивы покушений на Штеменко и Синицкую? – это спросил Скворцов.

– Могли бы догадаться, Володя, – вмешался Ермолкин. – Софья Карповна просто решила максимально запутать ситуацию, чтобы никто уже не понимал, что же происходит и никогда бы не разобрался в этом деле. Верно, Таисия Игнатьевна?

– Ваша проницательность впечатляет, Олег Константинович. Вы совершенно правы. Только это совсем не просто…

– А вначале вы пришли к заключению, что за всеми событиями стоит Полетаева или сначала вы догадались о мотивах покушений, а потом уж определились с личностью преступника?

– То есть, вы хотите узнать, Олег Констатинович, что для меня было телегой, а что лошадью? – на этот раз Холмс уже рассмеялась. – Ну что вам сказать, у меня нет четкого ответа на этот вопрос. Думаю, у меня в голове эти две части сошлись как бы одновременно, случился, как бы сказать… некий синтез, – не сразу подобрала слово Сапфирова.

– А ведь с Дыминым, насколько я понимаю, вы встретились позже, – попытался блеснуть в свою очередь проницательностью Макушкин, заполнив короткую паузу. – Получается, вы определились с виновностью Полетаевой без подробной беседы с лесным Робинзоном?

– Тонкое наблюдение, Еремей Галактионович, – похвалила следователя Сапфирова. – Я отвечу так: мое первое впечатление от встречи с Дыминым не позволяло записать его в гении преступной мысли. Впрочем, если вы помните, Еремей Галактионович, позднее я встретилась с ним и обстоятельно побеседовала. Если бы я пришла к выводу, что он подходит на роль убийцы, мне пришлось бы строить свою концепцию заново – выбирать между ним и Полетаевой или объединять обе кандидатуры.

– А, так вы рассматривали вероятность того, что преступник работал с сообщником? – оживился Дудынин.