Книга Свет гаснет, страница 59 – Найо Марш

— Вы видели дно лотка?

— Конечно. Я вынула из него все письма. Там был буклет от виноторговца. Я решила, что вы захотите его посмотреть.

— Ясно. И больше ничего?

— Ничего.

Она помолчала, а потом недоверчиво спросила:

— Ничего не пропало?

— Нет. Кое-что нашлось. Отпечатанное на машинке сообщение. Оно отпечатано на нашей бумаге для писем и вон на той машинке. Без конверта.

— Вот как, — сказала она.

— Да. Где я был, пока вы находились здесь?

— Вы говорили по телефону со службой безопасности по поводу мер на вечер премьеры.

— Ах да. Миссис Абрамс, между вчерашним утром и настоящим моментом был ли этот кабинет пуст и не заперт в какое-то время? Я обедал в клубе.

— Он был заперт. Вы сами его заперли.

— А до того?

— М-м… Думаю, вы выходили на несколько минут в одиннадцать.

— Правда?

— В туалет, — скромно сказала она. — Я слышала, как открылась и закрылась дверь.

— А, да. А позже?

— Дайте подумать. Нет, кроме этого, не было другого времени, когда кабинет был пуст и не заперт. Стойте!

— Да, миссис Абрамс?

— Я вставила лист писчей бумаги в эту маленькую машинку, на случай если вы захотите что-нибудь продиктовать.

— И?

— Вам это не понадобилось. И листка в ней сейчас нет. Как странно.

— Да, очень.

Некоторое время он обдумывал услышанное, а затем сказал:

— Миссис Абрамс, память у вас исключительная. Я правильно понимаю, что единственное время, когда это могли сделать — это когда я вышел из кабинета по крайней мере на пять минут? А разве вы не услышали бы звук печатающей машинки?

— Я сама печатала на машинке в своем кабинете, мистер Моррис. Нет.

— А время?

— Я слышала Биг-Бен.

— Спасибо. Большое спасибо, — сказал он.

Он медлил, с сомнением глядя на миссис Абрамс.

— Премного вам обязан. Благодарю вас, миссис Абрамс.

— Вам спасибо, мистер Моррис.

Она вышла и закрыла за собой дверь. Интересно, подумала она, почему он не сказал мне, что это было за послание.

По другую сторону двери он подумал: я хотел было сказать ей, но… Нет. Чем меньше людей в курсе, тем лучше.

Он сидел за столом, старательно и спокойно обдумывая это неприятное событие. Он был не в курсе предыдущих случаев — несчастного случая с Перегрином, головы в комнате короля, головы на блюде, крысы в кошелке Рэнги. Они были не по его части. Ему не с чем было связать это послание. Сын убийцы в труппе! Абсурд, подумал он. Какого убийцы? Какой сын?

Он снова подумал о деле Харкорта-Смита. Он вспомнил, какую сенсацию газеты раздули из того, что его жена понятия не имела о второй стороне личности мужа, и что у него есть маленький сын шести лет.

Это наш Уильям, подумал он. Разрази меня гром, это ведь к нашему Уильяму подбираются. После некоторого смятения он решил: не стану ничего делать. Ситуация, конечно, неудобная, но пьеса должна идти в театре какое-то время, а до тех пор лучше не вмешиваться. И даже тогда. Я не знаю, кто это напечатал, и не хочу знать. Пока что.

Он посмотрел в календарь. 23 апреля было обведено аккуратным красным кружком. День рождения Шекспира и день премьеры. Осталась всего неделя, подумал он.

Он не был набожным, но в какой-то момент поймал себя на мысли о том, как успокаивающе действуют религиозные амулеты и пожалел, что ему не дано испытать это чувство.

Генеральные репетиции и премьера

Дни, предшествующие премьере, казались короткими и темными. Не было никаких катастроф или неудач — все лишь чувствовали, как стремительно летит время. Актеры приезжали на репетиции рано. Некоторые из тех, кого не вызывали на репетицию, приходили к последним сценам и наблюдали за ними пристально и напряженно.