Книга Аптекарский огород попаданки, страница 54 – Ри Даль

Груня утёрла лоб рукавом и снова протяжно вздохнула, да так печально, будто уже хоронить собралась Вениамина Степановича. После чего слезла со стремянки и как бы невзначай двинулась в сторону лаборатории. А я продолжила ухаживать за ирисами.

Вечером во флигеле я полностью погрузилась в перечитывание книги, ища нужное место в тексте. Можно было бы принести Булыгину-младшему книгу целиком, но я сочла, что это может выглядеть чересчур подозрительно, особенно, если он заметит внутри печать университета МГУ. Откуда у простой девушки, коей я представлялась, может оказаться подобная книга?

Конечно, это могло как-нибудь вывести меня на след В. Б., особенно, если бы я показала Вениамину Степановичу его письма, но вместе с тем могло и скомпрометировать. Булыгин-младший казался человеком не только честным, но и настолько увлечённым своей деятельностью, что до сплетен о других ему попросту не было дела. И всё же сцена в кабинете ректора была всё ещё жива в памяти: если уж Толстов не узнал герб на письме В. Б., то откуда его мог знать полуучёный-полуотшельник, денно и нощно торчащий в своём маленьком мирке? А вот неудобные вопросы это вполне могло спровоцировать, причём не по злому умыслу или желанию поставить меня в неудобное положение. Вениамин был иного сорта человек.

Я всё больше утверждалась во мнении, что В. Б. не только подделал свою печать, но и был вовсе не тем, за кого выдавал себя. Скорее всего, он никакой не дворянин, а простой работник при Университете, да и инициалы его — вероятно, придуманы. Хотя — зачем? Людей с такими инициалами сколько угодно: взять, например, братьев Булыгиных. У обоих эти буквы присутствовали в инициалах, как наверняка ещё у миллиона других мужчин и женщин. Единственное, в чём я не сомневалась, что В. Б. действительно отправился на войну. О таком уж точно врать не стоит. Война — не шутки…

Меня отвлекло от мыслей грозное сопение Груни: она стояла над столом и в поте лица беспощадно мяла громадный кусок теста. Бедняжка аж взмокла вся от натуги.

— Что ты делаешь?

— Да пироги затеяла, — объяснила Груня, снова берясь за работу.

— Куда нам столько пирогов? Никак на базаре продать хочешь? — пошутила я.

— Как же, на базаре, — проворчала она. — На базарах такими пирогами ни в жизнь не торгуют. Там, знамо, завсегда начинки не доложуть. А у меня пирожки сытные, полнобрюхие. Такие Вениамин Степанович, чай, и не пробовали даже.

Ах, вот оно что… Вениамин Степанович…

Сложно было не заметить Грунин интерес к этому тихому и застенчивому мужчине. Но если со мной Вениамин Степанович держался скорее отстранённо и до некоторой степени дружелюбно, то Груни он будто бы пугался, когда она то и дело оказывала ему знаки внимания. Страшно было представить, как он отреагирует, когда Груня притащит ему пироги. Надеюсь, хотя бы под стол не спрячется.

— Может, тебе помочь? — на всякий случай предложила я.

На что Груня только руками замахала:

— Не надобно! Не надобно, Сашенька! Сама я! Сама!

Она как будто чёрта отгоняла — с такой прытью и ревностью, что мне оставалось лишь отступить и уткнуться в книгу, дабы не травмировать её нежную психику. Однако просидела я недолго. Во флигель постучали. Настойчиво и твёрдо, что тут же дало понять — это точно не Вениамин.